Любовь.ru. Любовь и смерть в прямом эфире - Наталья Андреева

— Как это у вас все ловко получается? — интересуется у Апельсинчика Мария Залесская. — Ну, еда?

— Очень просто. Надо только любить то, что делаешь, — говорит Людмила. — Я, например, обожаю готовить.

Апельсинчик со вкусом облизывает испачканный в соусе пальчик. Залесская в ужасе округляет глаза:

— Но это же уйма времени! Так нерационально. И все съедят за один вечер! Нет, это же просто нерационально!

— А что рационально? Что?

— Ну, посвятить свою жизнь чему-нибудь стоящему.

— Это можно, если нет мужчины, которому ее стоит посвятить, — пожимает плечами Люська.

— Но это же рабство! Как вы, женщина… Как вы можете?!

— Именно потому, что женщина, и могу.

— Нет, я все-таки вас перевоспитаю.

— Ха! — вскидывает голову Люська.

— Вы невоспитанны. Этот ужасный цвет волос, эта косметика, эти мысли… Вы… вульгарны.

— Но-но! Сама такая.

— Грубиянка!

— Мымра! Старая грымза!

— Да я вас… я… Опишу в своей новой книге! Как резко отрицательный персонаж!

— Ну и пожалуйста! — Но Люська обижена. — «Oтрицательный»! Ха! Чего пришла сюда? Лишу вас ужина. Не дам еды.

— Я пришла выпить лекарство! — гордо заявляет Залесская и достает из кармана очередной порошок. Наливает в стакан кипяченой воды, разворачивает бумажку. Этот процесс зрители канала ММ-2 наблюдают по нескольку раз за день. Залесская, широко раскрыв рот, аккуратно ссыпает туда белый порошок. Запрокинутая голова, судорожное глотательное движение белого горла. Люська передергивает плечами:

— Но почему не таблетки? Я такие порошки только в детстве видела. Была еще аскорбинка, желтая такая, и тоже в бумажке.

— Вот-вот, — вдруг оживляется Залесская. — Видите ли, я ненавижу лекарства, но у меня больной желудок. И печень. И… Впрочем, это не важно. Когда я была маленькая, мама каждый день давала мне эту аскорбинку в порошках. Я очень любила свою маму, — жалобно говорит она.

— И поэтому лекарства в порошках пить можете?

— Да-да. Именно в порошках. Все в порошках. Странная привычка, но ведь все мы не без странностей?

— Да уж.

Мария Залесская вдруг опускает руку в карман и черпает оттуда целую горсть свернутых аккуратными прямоугольничками белых бумажек:

— Вот. Видите сколько?

— И вы все это пьете?! — с ужасом восклицает Люська.

— Но я жить не могу без лекарств!

Порошки снова сыплются в бездонный карман под внимательным Люськиным взглядом:

— Надо же!

Она в общем-то добрая, Апельсинчик. Примирительно говорит:

— Ладно, идите за стол. Раз у вас желудок больной, надо хорошо кушать.

— Вы удивительно отходчивый человек! — умиляется Залесская.

— Ну уж нет, — бурчит Люська. — Вот эту бы Виолетту…

— Кто здесь говорит про меня? — Красавица заглядывает на кухню. Ее белокурые волосы густо набрызганы лаком для волос.

— Фу! — морщится Люська и машет в воздухе рукой. — Ну и амбре! Милая, для кого мы теперь стараемся? Сенечки ведь нет с нами.

— Были бы мужчины-ы… — томно тянет Виолетта. — Наш программист тоже очень ми-илый мальчик.

— Боюсь, что ему неинтересны женщины без мозгов, — фыркает Люська.

— Именно поэтому у тебя нет никаких шансов, — невинно смотрит на нее Виолетта.

— Что-о?! А ты… Ты умная, да?

— Красивой женщине ум ни к чему, а вот всем прочим…

Тут с Люськой объединяется даже Мария Залесская. К Виолетте у нее хроническая неприязнь, как и ко всем красоткам, перед которыми мужчины заботливо открывают двери:

— Красота, дорогая моя, со временем проходит.

— А я этого не боюсь! — Виолетта трясет белокурыми кудрями. Красавицу можно понять: ей только двадцать два года.

— Хотела бы я на тебя посмотреть лет этак через двадцать, — говорит Люська. — Когда ты будешь толстая, озабоченная первыми морщинками на лице и целлюлитом, сварливая, мерзкая, отвратительно стареющая грымза!

— Но я еще доберусь до твоего мужа! — огрызается Виолетта. — Успею! Говорят, он красавчик! Жаль, что мы раньше не встретились, но все еще впереди. И как он женился на такой… крокодилице.

— Ах ты…

Люська ревнива, очень ревнива. Сережа — ее драгоценная, ни с кем не делимая собственность. У Апельсинчика явно открытая конфронтация с Виолеттой. Любовь способна изменить человека как в лучшую, так и в худшую из сторон. С дуршлагом наперевес Людмила Иванова бросается на красавицу Виолетту.

— Девочки! Девочки! — пытается разнять их Мария Залесская.

— Что такое?! — На кухне появляются мужчины.

Люська приходит в себя:

— Так. Разминка перед ужином, — говорит она, раскрасневшись. — А эта… — тыкает пальцем в Виолетту — эта нахалка еды не получит!

— Ну и пожалуйста! Я все равно на диете. А от вашего варева и мыши в доме сдохнут!

— Что?! Мыши?! Да это от твоего лака для волос они сдохнут! В ванной уже дышать нечем! Ну, я тебе еще покажу!

Виолетта предусмотрительно исчезает и уже в гостиной подсаживается к Алексею Градову с вопросом:

— Вот как, по-твоему, Лешечка, какие женщины больше нравятся мужчинам, умные или красивые?

Камера теперь показывает гостиную: зрителям интересна именно Виолетта. После выхода из «Игры» Сени она единоличный лидер в рейтинге.

— Я знаю точно, что не нравятся те, которые вешаются на шею всем подряд, — осторожно отодвигается от красавицы программист.

Люська, торжествуй!

— Слушай, а почему ты все время с Зосей? — прищуривается Виолетта. — Вы, часом, не общий интерес нашли?

— Да. Нашли. Компьютеры, — кивает Алексей Градов.

— А я про сексуальную ориентацию, — хихикает Виолетта. — Ты, часом, того… не голубой?

— Нет, — очень спокойно отвечает он.

— Тогда это только вопрос времени, — подмигивает Градову Виолетта. Она уверена в собственной неотразимости.

— Господи, вот кошка! — вздыхает писательница-феминистка, появляясь с тарелками в гостиной.

Виолетта только заливисто хохочет.

«Уж лучше бы она взялась за инженера!» — думает Люба. Хотя, приклеиваясь к Градову, красавица здорово повышает его рейтинг. Зрителю будет неинтересно, если программист вылетит из «Игры». А так можно строить предположения: удастся ли Виолетте уложить в койку Александра Градова?

Серафима Евгеньевна спускается по лестнице, поддерживаемая под руку Зосей: