Кристина - Стивен Кинг

— У меня все в порядке, Дэннис, — сказал Эрни, как будто яего спрашивал. Он сжал губы, а потом еще раз сказал:

— У меня все в порядке, Поехали домой, Дэннис. У меня все впорядке.

Он был моим другом, но я готов был возненавидеть его. Мывышли в прохладную темноту. За нами шумно захлопнулась дверь. Так мы отвезлиКристину в гараж Дарнелла. Неплохая поездка, а?

Мы сели в мою машину, и я вырулил со двора. Странно, но былоуже девять часов. Вот так летит время, когда вы заняты чем-нибудь приятным. Внебе сиял полукруглый месяц. Рядом с ним я не заметил ни одной звезды, можетбыть, потому, что мне было не до них.

Первые два или три квартала мы проехали в полном молчании, апотом Эрни вдруг разразился рыданиями. Я ожидал чего-нибудь подобного, но егоотчаяние и безутешность испугали меня.

Я сразу сдался. Ему не нужны были мои слова. И то, что ясначала принял за его реакцию на испытанное унижение, на самом деле оказалосьчем-то более глубоким. Горько всхлипывая и размазывая слезы по лицу, он то идело бормотал какие-то слова, которые я постепенно стал понимать.

— Я доберусь до них, — шептал он между всхлипами и стонами.— Я доберусь до этих сукиных детей, Дэннис. Я заставлю их пожалеть… Я заставлюих съесть это… СЪЕСТЬ ЭТО… СЪЕСТЬ!

— Ну перестань, — не выдержал я. — Эрни, остановись.

Однако он не желал останавливаться. Зарыдав еще громче изаскрежетав зубами, он принялся стучать кулаками по приборной доске моего«дастера». От таких ударов вполне могли остаться заметные следы.

— Увидишь, я доберусь до них!

Озаренное бледным светом луны и мелькающими уличными огнями,его лицо казалось таким исступленным и диким, точно рядом со мной находилсякакой-то одержимый колдун. Таким я его не знал. Эрни куда-то сгинул, ушелскитаться в каких-то холодных далях, которые Бог ради собственных развлеченийсотворил для таких людей, как он. Таким я не хотел его знать. И я мог тольколишь беспомощно сидеть и надеяться, что Эрни, которого я знал, когда-нибудьвернется. А это произошло не скоро.

Наконец истерика опять сменилась рыданиями. Ненавистьпрошла, и теперь он только плакал. Его всхлипы и стоны были еще безутешнее, чемраньше.

Я сидел за рулем своей машины, не зная, что мне делать. Я быхотел сейчас очутиться в каком-нибудь другом месте — хоть в банке, где мнепочему-то объявили о закрытии моего счета, или перед платным туалетом, страдаяот поноса и не имея ни одного цента в кармане. Пусть это было бы неМонте-Карло. Но пусть я был бы старше. И еще лучше — не я, а мы оба.

Впрочем, я знал, что нужно делать. Неохотно, не желая делатьэтого, я повернулся к нему и, обняв одной рукой, прижал его к себе. Его горячееи мокрое лицо уткнулось мне в грудь. Так мы сидели минут пять, а потом я подвезего к дому и высадил там. После этого я поехал к себе. Позже мы ни разу невспоминали о том, как я обнимал его. Нас никто не видел, но полагаю, что состороны мы выглядели как парочка гомиков. Я обнимал его и не мог понять, почемутак случилось, что я был единственным другом Эрни. Поверьте, тогда он был почтипротивен мне.

И как раз тогда я — впервые и еще неосознанно — подумал,что, может быть, Кристина тоже станет его другом. Не уверен, что мне этопришлось бы по нраву, особенно после того, как мы целый день мучились с ней.

Когда мы подъехали к обочине возле его дома, я сказал:

— С тобой все будет в порядке, Эрни? Он принужденноулыбнулся:

— Да, со мной все будет в порядке. — Его глаза грустнопосмотрели на меня. — Дэннис, тебе надо было вступить в какую-нибудьблаготворительную организацию. В фонд безработных, а может, в Общество поборьбе с раковыми заболеваниями. Во что-нибудь такое…

— Ах, брось ты.

— Ты знаешь, что я имею в виду.

— Если ты имеешь в виду, что ты рохля, то мне это известно.

Из передней двери дома вырвался сноп света, а из негоопрометью вылетели Майкл и Регина, — вероятно, они были готовы увидетьполицейских, приехавших сообщить им, что их сын попал в дорожную катастрофу.

— Арнольд? — громко позвала Регина.

— Ну, пока, Дэннис, — проговорил Эрни, теперь ужепо-настоящему грустный. — Уезжай, хватит тебе дерьма на сегодня. — Он вылез измашины и покорно произнес:

— Привет, мам. Привет, пап.

— Где ты был? — спросил Майкл. — Молодой человек, вы хотьзнаете, как перепугана ваша мать?

Эрни был прав. Я мог обойтись без сцены воссоединения семьи.Развернув машину, я увидел в зеркальце, как они набросились на него, обреченнодожидавшегося своей участи, и смешно потащили к месту расправы. В ихцелеустремленных действиях не было ни одного резкого движения или необдуманиогожеста. Они заботились о том, чтобы не причинить ему вреда, — он был вещью,сохранностью которой они дорожили больше всего на свете.

Я включил радио. На ультракоротких волнах все ещепродолжалась программа рок-уик-энд, и «Силвер баллей бэнд» пели песню, котораяназывалась «Все то же самое». Слушать ее мешали помехи в эфире, и я настроилприемник на матч с Филадельфией.

Филадельфия проигрывала. Можно было спокойно ехать домой.

Когда я приехал домой, мои отец и сестренка сидели на кухнеи ели сандвичи с жженым сахаром. Я сразу почувствовал голод и вспомнил, что ещене ужинал.

— Где ты был. Босс? — спросила Эллани, не отрывая глаз от«16», «Крим», «Тайгер бит» или чего-то в этом роде. Она называла меня Боссом стех пор, как я в прошлом году открыл Брюса Спрингстина и сразу стал егопоклонником. Предполагалось, что это прозвище подходило мне больше всего.

В четырнадцать лет Эллани уже начинала уходить из детства ипревращаться в полноценную американскую красавицу — высокую, темноволосую иголубоглазую. Но летом 1978 года она обладала всеми особенностями заурядногоподростка. В девять она начинала с Донни и Мэри, в одиннадцать переключалась наДжона Траволту (однажды я по ошибке назвал его Джоном Револтой, и она такрасцарапала мне шею, что срочно понадобился лейкопластырь. — не спорю, я былподелом наказан). В двенадцать она увлеклась комиком Диком Шоном. Затемнаступило время Энди Джибба. Под конец она дала волю самым зловещим своимнаклонностям, и тогда на смену всем пришли монстры тяжелого рока, такие как«Дип пепл» или новая группа «Стикс».

— Я помогал Эрни поставить на ремонт его машину, — сказалбольше для отца, чем для Эллани.