Ошибочная версия - Василий Лазерко
Шрифт:
Интервал:
***
Через сутки опера представили Гаровец объяснения почти от всех участников того сборища у Жаркевича.
Кроме, Болотного, которого так и не нашли. По крайней мере, дома тот не появлялся. А это уже одно наводило на грустные в отношении его размышления.
И, естественно, Жаркевича. Тот по-прежнему, находился без сознания. Медики боролись за его жизнь, но сообщили, что надежд на хороший исход маловероятен. Характер телесных повреждений, которые были ему, причинены, в общем-то, не давали никаких надежд на то, что он вообще выживет.
Сама Гаровец не встречалась лично и, тем более, не разговаривала с этими собутыльниками потерпевшего. Она доверилась объяснениям, которые получили от них оперативники. Те старались получить признательные и правдивые показания. Но столкнулись со стойким сопротивлением этих таких, как оказалось, не простых пьяниц. Все они показали, что действительно пили в квартире Жаркевича. А потом разошлись. Мокрый уточнил, что, когда он утром на следующий день вернулся в квартиру, чтобы похмелиться, то входная дверь была открыта. Не взломана. А открыта. Когда он вошел в квартиру, то увидел, что в комнате около дивана лежит и стонет хозяин квартиры. Было видно, что его кто-то избил.
Мокрый сообщил о случившемся соседке Ивана, а сам ушел домой.
Все они заявили, что не знают, кто и когда избил Ивана.
Эксперт — криминалист, пока предварительно и неофициально (заключение будет оформлено позже в установленные для этого сроки) сообщил, что следы пальцев рук и ладоней на бутылках и стаканах принадлежат хозяину квартиры и троим из четверых друзей — товарищей участников попойки. Кроме Болотного. Следов пальцев рук других лиц выявлено не было.
Для установления этого эксперт с помощью оперов отобрал у всех участников вечернего «чаепития» отпечатки их пальцев рук и ладоней. В том числе и у находившегося без сознания Жаркевича. Для чего специально съездил в районную больницу. Теперь нужно было определить: кто и что конкретно делал в квартире во время избиения потерпевшего. Либо это действительно произошло уже после того, как все, кроме хозяина, разошлись по своим делам.
«Значит так, в пьянке участвовало пять человек, — размышляла про себя Гаровец, сидя в своем кабинете. — Все они известны и опрошены, кроме пострадавшего и Болотного. Как было бы легче принимать решение, если бы Жаркевич дал показания. Но, ничего не поделаешь. Придется пока действовать без его объяснения.
Теперь встает вопрос: кто причинил потерпевшему телесные повреждения? При каких обстоятельствах? И какова степень тяжести телесных повреждений? От ответа на последний вопрос в основном и зависит квалификация действий виновного или виновных. Сделать это мог кто угодно. У этих пьянтосов всегда что-то происходит. А потом милиция разбирается кто и в чем виноват».
Она понимала, что вся ответственность за принятые решения лежит на ней. Ей, а не кому-нибудь другому придется решать, что делать с материалами проверки. Но, конечно, посоветовавшись и заручившись поддержкой у начальства.
«Нельзя сбрасывать со счетов и то, что никто из этой четверки не причастен к избиению Жаркевича, — продолжала размышлять следователь. — Ведь кто-то другой мог совершить это. Да, ситуация. А ведь скоро начальство потребует отчет о проделанной работе, чтобы сделать конкретные выводы. При чем, правильные выводы. И принять законное, всех устраивающее решение. Хотя в теперешнее непростое переходное время никто не станет рисковать своим положение ради какого-то запутанного дела и избитого Жаркевича. Все будет спущено на тормозах. А поэтому особенно упираться не стоит. Лучше заняться другими неотложными делами».
Убедив себя в этом, она положила материалы проверки по факту избиения Жаркевича на нижнюю полку своего сейфа.
Про непростое переходное время Гаровец вспомнила не просто так. Действительно, в этот период времени шла ломка основ всей правоохранительной системы страны.
Уже не первый месяц осуществлялась усиленная работа по формированию и комплектованию Следственного Комитета Республики Беларусь.
***
— Напомню тебе дружище, — Адам Александрович приостановился, а затем продолжил, — что утром следующего дня перед совещанием у начальника райотдела следователь Франчковский вынес-таки постановление о назначение судебно-медицинской экспертизы, поставив перед экспертом стандартные в таких случаях вопросы по установлению телесных повреждений, механизме и времени их образовании, а также степени их тяжести. В тот день постановление было доставлено в бюро СМЭ. Однако, судя по документам, только через три дня после этого судмедэксперт с солидным стажем эксперта Степан Павлович Комендант начал проведение экспертизы.
— Помню я такого, — вступил в диалог Иван Николаевич. — Волокитчик еще тот.
— Да. Но у него был не только большой стаж работы судебного медика. Некоторое время назад он был начальником этого же бюро СМЭ. Но из-за довольно странного отношения к выполнению им своих служебных обязанностей и склочного, если не сказать более точно, характера, его сняли с этой должности.
— Ты прав, дружище. Так и было. Между нами девочками говоря, правильно сделали. Такому давать власть над другими нельзя.
— Так вот. В это время он был рядовым судебно-медицинским экспертом. Думается, что этот удар судьбы наложил отпечаток на всей его последующей работе. Он и до того не отличался особой инициативностью и активностью в работе. А теперь вообще руки опустил. И медленно плыл по течению жизни.
Подумав некоторое время о чем-то, о своем, Адам Александрович продолжил:
— Ты же помнишь, что административное здание бюро, как и во многих районах, располагалось на территории районной больницы. В реанимационном отделении этой же больницы находился Жаркевич. Это значительно облегчало задачу Коменданта по проведению судебно-медицинской экспертизы. По крайней мере, по освидетельствованию пострадавшего, как говорится, вживую. Во-первых, близко. А, во-вторых, медики больницы хорошо были знакомы с судебно — медицинскими экспертами, с которыми, зачастую, находились даже в дружеских отношениях. Ведь все они медики. Хотя и в разных структурах работали, но, как говорится, в одном горшке варились. Большинство оканчивали один и тот же медицинский институт. Может даже учились вместе.
Получив к исполнению постановление следователя, Комендант пошел в больницу. Там осмотрел Жаркевича. Поговорил с медперсоналом. Бегло осмотрел историю болезни пострадавшего. Сделал записи в блокноте. И убыл к себе в бюро. Решил, что нужно ожидать результатов лечения. Тогда можно будет точно определить, в частности, стпень тяжести телесных повреждений.
Перестраховка? Конечно. Ведь с высоты своего опыта Степан Павлович уже мог бы составить заключение. Ничего особо трудного и сложного в этом случае для него не было. Хотя, если быть до конца честным, формально он был прав. Иногда для определения тяжести
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!