Воительница Лихоземья - Триша Левенселлер

* * *

В какой-то момент я задремала, но внезапно просыпаюсь от солнечного тепла, заливающего мое лицо с еще закрытыми глазами.

Вот только это не солнце.

Оно не пахнет кровью и разложением.

Я стараюсь не шевелиться, лишь шарю руками в поисках топора. Слава богине, он на месте!

Я приоткрываю глаза.

Разверстая пасть зираптора всего в сантиметре от моего лица. Монстр принюхивается, затем касается языком моей кожи. Оглушительный клекот едва не лишает меня слуха.

Страх сковывает меня по рукам и ногам.

Внезапно я осознаю: несмотря на неопределенность будущего, я не хочу умирать.

Действуя инстинктивно, я настолько быстро, насколько могу, подставляю рукоять секиры под смыкающиеся челюсти. Красно-оранжевые глаза зираптора полыхают огнем, а мышцы под шкурой напрягаются в попытках перекусить препятствие и добраться до моей шеи.

Но я пока жива и планирую оставаться живой.

Мои мышцы совсем одеревенели после сна, поэтому тварь отвоевывает у меня сантиметр за сантиметром, почти достав меня клыками. Как только они коснутся кожи, я смогу лишь беспомощно лежать, пока зираптор пожирает меня заживо.

«Обещай, что ты попытаешься вернуться домой, ко мне», – звучит у меня в голове голос Иррении.

И я намерена сдержать обещание.

Я издаю боевой клич и отталкиваю чудовище достаточно, чтобы успеть вскочить на ноги. Зираптор бросается на меня, но я успеваю отскочить в сторону, и он врезается в дерево. Изо всех сил я наношу удар по шее монстра и отсекаю ему голову.

Не на того напал! Вчера я прикончила дюжину таких, как этот. На испытаниях я убила троих за раз, так что один – это пустяк! Если только я не сплю…

Я стараюсь избавиться от охватившего меня страха и разогнать туман усталости от нехватки сна.

Сколько я проспала? Лес залит предрассветным маревом, так что вряд ли дольше четырех часов.

Мешок с припасами до сих пор приторочен у меня за спиной. Я стаскиваю его и достаю свой завтрак: небольшой кусок хлеба. Затем закидываю мешок обратно за плечи, как и топор. Тело зираптора я оставляю на поживу падальщикам. Мясо чудовища горькое и не годится в пищу для людей. Для меня оно бесполезно.

Я продолжаю свой поход, сегодня более быстрым шагом. Тело до сих пор переполняет энергия от стычки с зираптором. В висках стучит от напавших скопом воспоминаний, но я слишком устала, чтобы им противиться.

Я вновь переживаю все случившееся.

Предательство. Ложь. Обиду. Все это градом обрушивается на меня.

Я перехожу на бег, будто это поможет мне вырваться от них.

* * *

Я думала, что люблю Торрина. Думала, что впервые в жизни появился кто-то, кто не ненавидит меня за нечто мне неподвластное. Я не напрашивалась на похвалы. Я не выставляла напоказ свои умения, не кичилась ими. Однако мои товарищи по тренировкам все равно завидовали мне настолько, что решили подстроить изгнание. Отправить меня на смерть. Их злоба была так велика, что Торрин неделями притворялся, что я ему нравлюсь.

Я должна была это предвидеть. Мать солгала, подвергнув опасности свою бессмертную душу, лишь бы прогнать меня. Если родная мать меня ненавидит, как я могла хоть на секунду представить, что могу понравиться парню?

Ноги нестерпимо ноют, но я лишь ускоряюсь, стараясь обогнать слезы.

Но они все равно настигают меня, и я плачу впервые за много лет. Я не сопротивляюсь, как делала обычно, ведь здесь все равно их никто не увидит.

Отцу бы это не понравилось. Я слышу его голос у себя в голове: «Воины не льют слез».

Он мог бы мне помочь, мог бы меня спасти. Но он этого не сделал. Вместо этого он дал мне самый сложный маттугр из всех ранее придуманных. Он тоже хотел, чтобы я умерла.

Как один человек может вынести столько боли? Она пульсирует по венам, проникая все глубже и глубже.

Одинокий зираптор пересекает дорогу. Руки автоматически тянутся к оружию, но он охотится не за мной. Чудовище исчезает в гуще деревьев на противоположной стороне тропы.

Я резко разворачиваюсь и начинаю преследование. Злость внезапно подстегивает мое уставшее тело. Несмотря на все произошедшее, я была в состоянии успешно пройти свою инициацию, если бы меня не подставили.

И я докажу это. Я убью всех зирапторов в Лихоземье, если придется. Буду каждый день перебрасывать через периметр деревни по голове монстра в подтверждение, пока не умру.

Зираптор перепрыгивает через ствол поваленного дерева, сминает на пути заросли папоротника, расшвыривает в спешке камни.

Куда он направляется?

Чудовище пробирается между двумя деревьями и, наконец, останавливается.

На небольшой поляне находится по меньшей мере дюжина зирапторов. Все их внимание приковано к чему-то лежащему в центре. Из-за скопления хищников мне не удается разглядеть детали, но это что-то крупное. Рука нащупывает рукоять секиры за спиной. Первым же ударом я сношу голову ближайшему ко мне зираптору. Отрубленная морда приземляется на землю с громким шлепком, но ни одно из чудовищ даже не оборачивается. Они слишком заняты трапезой.

Я начинаю крушить всех и вся.

На месте монстров я представляю своих обидчиков. Это Торрин. А это Хавард. Отец, мать, члены совета. Снова мать. И снова, и снова. Она повсюду. С довольной ухмылкой на лице, выдающей ее радость от моей гибели. Я начинаю задыхаться. Еще! И еще! Быстрее! Голова кружится.

После того как я уложила почти половину, некоторые зирапторы наконец отрываются от тела жертвы. Богиня благая! Это человек! Мертвый, безо всякого сомнения, однако мышцы до сих пор сокращаются от парализующего яда.

Я обо что-то спотыкаюсь и на секунду бросаю взгляд под ноги. Боевой топор.

Свободной рукой я подхватываю оружие с земли. Держать его левой, не ведущей рукой сложнее, но баланс у топора отменный. Я всегда чувствовала себя увереннее с оружием в руках.

Два зираптора нападают на меня, их морды обаг-рены кровью. Я опускаю оба топора, впечатывая лезвия в черепа монстров. Высвобождаю свою секиру и обезглавливаю ею одно из чудовищ. Затем обоими топорами добиваю второго.

Их товарищи уже жаждут отомстить. Я кручусь на месте, пригибаюсь, наношу удары. Сапоги скрипят по покрытым кровью камням. Я резко развожу руки с зажатыми в них двулезвийными топорами, и отрубаю сразу две головы последним движением.

Все хищники мертвы.

Топоры выскальзывают из рук, внезапно став неподъемными. Я оседаю на колени и осматриваю содрогающееся тело человека.

Да он еще совсем мальчишка!

Моего возраста или чуть старше. Он лежит на животе, рубашка на спине разодрана в клочья, открывая взгляду множество укусов. По бокам струится кровь. Будь он жив, то испытывал бы невыносимую боль, в особенности от тревожащих раны конвульсий, до сих пор сотрясающих тело. Яд зирапторов – просто кошмар.