Самый дождливый октябрь - Ирина Комарова
Шрифт:
Интервал:
– Вы что, все знакомы с ним? С сыном Черникова?
Катя пожала плечами и бросила на меня взгляд из категории «чего дурацкие вопросы задавать?», а Маша, занятая своими переживаниями, похоже, просто не услышала.
– Конечно, знакомы, – мягко ответила Зинаида Григорьевна. – Володя здесь работал несколько лет, пока в институте учился, да и потом заглядывал. Хороший мальчик.
– Хм.
А собственно, почему эта новость меня так удивила? Ну, работал здесь художник, который записал эскизы игрушек на пропавший диск, ну знаком он с этими женщинами, а одной даже показывал эти, якобы секретные разработки, ну и что? Вот только почему именно Кате? Маше – логичнее было бы, она все-таки, дизайнер, может оценить профессионально. Может, потому и не показал? Не хотел делиться? Катя-то в бухгалтерии, что видела эти эскизы, что нет.
– А-а… – как бы это половчее сформулировать? – А в каких отношениях вы находитесь с Владимиром Черниковым?
– В родственных, – теперь улыбка Кати была откровенно насмешливой. – Наши мамы – троюродные сестры, – она на мгновение нахмурилась и зашевелила губами, словно высчитывая степень родства. Потом тряхнула головой: – Да, точно. Троюродные.
Понятно. Родственники, значит. Дальние, но все равно, кровь – не водица. Так что, Володя не чужому человеку свои эскизы показал, родственнице.
– А зачем?
– Что – зачем?
– Зачем он вам их показал? Вы сами его об этом попросили?
– Я уже не помню, – подвижное Катино лицо замерло, словно она мгновенно нацепила маску. – Сидели с ним, разговаривали, к слову и пришлось. То ли он сам предложил посмотреть, то ли я спросила… интересно же.
Справа от меня скрипнул стул, Изабелла Константиновна неторопливо поднялась и устремила невыразительный взгляд на Катю:
– Перерыв закончился.
– Ой-ой-ой! – Маша всплеснула руками и вскочила, едва не уронив стул. – Сколько времени? Я же хотела… мне же нужно… я же не успею…
Продолжая бессвязно бормотать, она выбежала с кухни. Катя поднималась из-за стола гораздо спокойнее. Скорчила непонятную гримаску Зинаиде Григорьевне, подмигнула мне, и удалилась.
Зинаида Григорьевна подождала, пока мы не остались одни, потом глянула на мою опустевшую чашку (когда я только свой кофе проглотить успела? не заметила, честное слово, не заметила!) и дружелюбно предложила:
– А давайте еще по чашечке? Я сейчас свежего в кофеварку засыплю.
– Было бы неплохо, – я поежилась. Не то чтобы я сильно промокла, скорее уличная сырость просто пропитала одежду, но все равно было неприятно. – Да, горячего попить, это здорово. – И тут же забеспокоилась: – Только как же вы? Перерыв-то закончился. У вас неприятностей не будет?
– Нет, – усмехнулась она, колдуя над кофеваркой. – И тому есть три причины. Во-первых, Петр Кириллович предупредил, что вы придете и будете с нами разговаривать. А уж на рабочее время разговор придется, или на перерыв, это вопрос везения. Во-вторых, срочных дел у меня сейчас нет и, пока не появится кто-нибудь, из фирмы «Абриколь», я в вашем полном распоряжении. Вот если от них придут, тогда извините, тогда я вас брошу. Они хороший заказ собираются сделать, эксклюзивную игрушку. Что-то вроде символа фирмы.
– Какая, интересно, игрушка, может символизировать абриколь? – немного отвлеклась от своих забот я.
– Понятия не имею. Да нам, собственно, все равно. Предложим, конечно, имеющиеся у нас образцы… например, мышь белая есть, очень удачная. И такая пластичная – на любой случай годится.
– Тоже Володя Черников делал, – понимающе кивнула я.
– Нет, Маша. Она очень способная девочка. Конечно, до Володиного уровня не дотягивает, но всплески гениальности и у нее случаются. И тогда Маша проектирует великолепные игрушки, вот как эту мышь.
– А если им ваши образцы не понравятся?
– Новые разработаем, в соответствии с пожеланиями заказчика. Если они сами, хоть минимально, представляют, что им, собственно, нужно, это будет не сложно. А если не представляют – все равно, сделаем. Только сначала надо будет выяснить, что такое «абриколь».
– Узнаете, мне скажете, ладно, – попросила я. – Мне тоже интересно.
Зинаида Григорьевна, с коротким смешком, пообещала не жадничать и поделиться информацией. Тем временем, колба кофеварки наполнилась, и моя собеседница занялась делом. Она отодвинула в сторону грязную посуду, подсыпала в вазочку сухарей и поставила передо мной большую чашку, от которой поднимался пар. Я благодарно кивнула, сделала маленький осторожный глоток и спросила:
– А что в третьих? Вы сказали, что есть три причины, почему вы можете беседовать со мной и никуда не торопиться, а назвали только две.
– Третья причина самая простая, я сегодня дежурная. Видите, – она кивнула на край стола, приютивший грязные чашки, – это все помыть надо. Раньше каждая сама за собой убирала, но это очень неудобно. Сначала около раковины толкучка, потом разборки – кто воду расплескал, кто мыло не на место положил, кому плиту вытирать… честное слово, из-за таких мелочей ругались! Петру Кирилловичу это надоело, и он распорядился установить дежурство, как в пионерлагере. Едят все, убирает один. Никаких ссор и скандалов.
– Разумно, – одобрила я заведенный Черниковым порядок. Взяла сухарь, попробовала его на зуб и, вспомнив манипуляции Изабеллы Константиновны, задала следующий вопрос:
– А ваша главный бухгалтер всегда так странно кофе пьет? У нее, кажется, полсухаря в чашке плавало.
– Всегда, – Зинаида Григорьевна засмеялась. – Сейчас я уже привыкла, а первое время – смотреть не могла! Она же в чашку, что есть, то и сует: сухарь, так сухарь, пряник, так пряник, кусок хлеба, значит, кусок хлеба макнет. Такая, прости господи, тюря получается. А Изабелла Константиновна пьет и не кривится. Старой закалки человек, не нам чета.
Я не поняла, чем так хороша старая закалка и в чем она, кроме опускания хлебопродуктов в чашку с кофе, выражается, но спорить не стала. Главное ясно – такое поведение за столом для главбуха было обычным, следовательно, мое появление ее не встревожило. Или, Изабелла Константиновна очень хорошо умеет скрывать свое беспокойство. А кого я здесь встревожила? Зинаида Григорьевна тоже не выглядит нервной. Милая женщина, откровенная, и доброжелательная – вот, вторую чашку кофе мне налила, горячего. Катя – та вообще полна щенячьего энтузиазма и готова рассказать мне все, и то о чем я спрашиваю, и то о чем спрашивать не собираюсь. Маша? С самого начала она выглядела несколько заторможенной, а потом, когда зашла речь о василиске, и вовсе ушла в себя. Но творческая личность имеет право на некоторые странности. Правда, потом она довольно шустро вскочила, и очень неубедительно засуетилась. Так и не сказала, что у нее за дело, почему вдруг бегом бежать надо. С другой стороны, может, и правда, вспомнила что-то важное. А отчитываться: что, где, куда, она мне не обязана.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!