Казна императора - Николай Дмитриев

Под стать этому монотонному движению мысли Тешевича упрямо крутились вокруг последних событий, и как поручик ни заставлял себя думать о чем-нибудь другом, ничего у него не получалось.

К вящему удивлению Тешевича, несмотря на твердое обещание вертлявого чекиста, его так и не расстреляли. Поручика трижды переводили из тюрьмы в тюрьму, и в каждой из них следователи настойчиво пытались дознаться, что же было во вьюках худосочного обоза, тащившегося следом за отрядом полковника Костанжогло, сумевшего-таки, несмотря на все старания «красных», ускользнуть за спасительный маньчжурский кордон…

По совести говоря, Тешевич не знал, да и не хотел знать, что было в тех ящиках, но, отвечая, может быть в сотый раз, на вопрос очередного следователя о грузе, неизменно твердил:

— Да, были ценности, и большие.

Однако подтвердить, что именно с их отрядом следовала часть золота из банков России, наотрез отказывался, ссылаясь на собственное незнание. Почему он так поступал, поручик отчета себе не отдавал. Просто под словом «ценности» они со следователем понимали разные вещи, а объяснять что-либо Тешевич не пытался, считая, не без основания, что изменение показаний повлечет за собой только новые бесполезные допросы.

Каждый раз после очередной безрезультатной встречи со следователем Тешевич возвращался в битком набитую камеру, из которой каждую ночь людей забирали на расстрел, а он все томился в ней, пока наконец не угодил в эту, бредущую неизвестно куда колонну…

— Господи, куда гонят-то, куда? — Молодой корнет, старавшийся все время держаться поближе к Тешевичу, с тоской посмотрел по сторонам.

— А вы еще не поняли? — Седой подполковник, шагавший спереди, обернулся. — Вот заведут нас краснопузые куда подальше, в песок какой-нибудь, и порубают за милую душу…

— Не думаю, — хрипло возразил кто-то сзади. — На кой хрен тащить нас так далеко? И в подвале вполне могли кончить.

— Мне тоже так кажется, — корнет благодарно кивнул возразившему. — Да и потом, финны… У них и шашек-то нет.

— Не успокаивайте себя, молодые люди, — желчно заметил подполковник. — Не советую… Так или иначе, конец нам один. Просто мы им еще зачем-то нужны…

Возразить было нечего, и разговор сам собой оборвался. Некоторое время корнет шел молча, но потом томившие его неопределенность и страстная надежда на что-то лучшее заставили его обратиться к Тешевичу:

— Удивляюсь я вам, господин поручик! Мы с вами столько сидим вместе, а вы почти все время молчите…

— А что говорить-то, — процедил сквозь зубы Тешевич. — И потом, я же вас слушаю. Вы все время со мной рядом…

— А вы заметили? — Корнет смущенно улыбнулся и наклонился поближе к Тешевичу: — Я боюсь, господин поручик… Боюсь и ничего не могу с собой поделать. А вы какой-то… Извините меня, как закаменевший… Прошу вас, скажите, разве вам не страшно?

— Не знаю, — пожал плечами Тешевич и спустя минуту добавил: — Только если что, я ведь вам помочь не смогу.

— Неправда, господин поручик, неправда… — горячо зашептал корнет прямо в ухо Тешевичу. — Вы меня уже спасали несколько раз. Вы, как талисман… Я заметил, как приходят ночью за кем, вас всегда обходят. Ну и я… Поэтому возле вас… Но, конечно, если это вам в тягость, то я…

— Да господь с вами, — махнул рукой поручик. — Хоть за рукав держитесь, коли вам легче.

Тем временем колонна свернула с тракта и приостановилась у бревенчатой ограды старой пересыльной тюрьмы. Ворота открылись, пленные офицеры потянулись внутрь, и тут по их рядам прошло легкое волнение. Встречавший колонну краском, по виду тоже из бывших офицеров, раздавал входящим отпечатанные на грубой газетной бумаге небольшие листки-воззвания.

Офицеры брали их неохотно и мало кто, донельзя вымотанный дневным маршем, сразу начинал читать, большинство же, только скользнув взглядом по неровно отпечатанным строчкам, равнодушно прятали листовку в карман.

Отыскав закуток потише, Тешевич с наслаждением уселся на валявшуюся там охапку соломы и привалился спиной к потемневшим от времени бревнам ограды. Но отдохнуть поручику не пришлось. Едва он прикрыл глаза, как его растолкал возбужденный корнет:

— Господин поручик, господин поручик, я был прав!

— В чем? — открыл глаза Тешевич.

— Там, на листовках, обращение генерала Брусилова! — корнет махнул в сторону сгрудившихся неподалеку офицеров.

— Самого Брусилова? — приподнявшись, переспросил Тешевич. — Какое?

— Нам предлагают перейти служить в Красную Армию!

— А-а-а, — Тешевич снова опустился на солому. — Они много чего предлагают…

— Да нет, тут другое! — Корнет опять затормошил Тешевича. — Они именно нам предлагают! На польский фронт!

— Польский? — на какую-то секунду оживился Тешевич. — Нам? Это что-то новенькое…

— Вот и я так считаю! Вы как?

Тешевич задумался, но ответить так и не успел. Где-то со стороны острожной канцелярии послышался шум, и от группы к группе взволнованных офицеров полетело:

— Строиться, господа, строиться!…

Не слишком ровные офицерские шеренги в точности повторяли косой излом ограды внутреннего двора и подковой сходились возле крыльца канцелярии. Тешевич сначала вовсе не желал идти в строй, но корнет так умолял его не дразнить судьбу, что поручик в конце концов сдался и очутился не только в первой шеренге, но еще и совсем рядом с крыльцом.

Охраны нигде не было видно, только у дверей канцелярии стоял давешний краском, явно ожидая, когда закончится построение. Чуть позже на ступеньках появились еще человек пять военных, но кто они, Тешевич определить не мог — знаков различия на одежде у красных не было, но судя по добротности обмундирования, обилию ремней и оружия, это были птицы весьма высокого полета.

Ожидая с некоторым интересом, кто из них заговорит и что скажет, Тешевич вдруг заметил маленького чернявого человечка, как-то сразу выдвинувшегося из-за спин красных командиров, в котором он с удивлением узнал того самого чекиста, что первым его допрашивал. Чернявый шагнул вперед, требовательно поднял руку и резко выкрикнул:

— Граждане офицеры! Я не буду говорить много! И о том, что привело вас всех сюда, не буду говорить вовсе! Да, у нас во многом разные взгляды, но Родина у всех одна!

Чекист сделал многозначительную паузу, и кто-то за спиной Тешевича с издевкой произнес.

— И чего только у нас не водилось…

Но на крыльце ехидную реплику вряд ли расслышали, и оратор снова вскинул руку.

— На нас напали польские паны! Они снова хотят решить давний спор, но это одна видимость! За их спиной стоят империалисты Антанты, которые только и ждут нашей погибели!

По шеренгам сразу прошел гул одобрения, и Тешевич отметил про себя, что комиссар сразу взял нужный тон. Правда, такое заявление можно было воспринимать двояко, но чекиста подобные тонкости, но всей видимости, не смущали, и он продолжал напористо выкрикивать: