Лавандовое поле надежды - Фиона Макинтош

Люк молча кивнул, а Лоран продолжал:

– Люк знал одно высохшее дерево. Сказал, если мы его свалим, все будет выглядеть так, словно оно просто само по себе упало. Еле-еле втроем справились.

– Чистая работа, – похвалил Фугасс. – Никто ничего не заподозрил.

– Вы, похоже, вели учет, месье Фугасс, – заметил Люк. – А я вас даже не замечал.

– Подчас мы невидимы именно потому, что всегда на виду, – загадочно заметил пекарь.

– По принципу – на виду, но не видны?

– Именно.

– Вы никому не доверяете, – промолвил Люк.

– Я бы сказал – ни единому человеку, но видите, я доверяю вам – уж коли открылся.

– Почему?

– Почему я вам доверяю? Или почему открылся?

Люк сощурился.

– И то, и то.

– Я хорошо знаю ваши семьи, а яблоко от яблоньки далеко не падает. – Пекарь слегка наклонил голову. – Я сражался бок о бок с Якобом в прошлой войне. Он хороший человек, смелый. Всегда присматривал за нами, юнцами.

Сколько раз Люк слышал подобные истории!

– Однажды он спас мне жизнь. И я не забыл, хотя мы с ним никогда об этом не говорили. Так что теперь я обязан спасти жизнь тебе.

– Спасти мне жизнь? – Люку стало забавно.

Фугасс промолчал. Ответом стали его решительно стиснутые челюсти.

Люк набрал в грудь воздуха.

– Почему вы открыли вашу тайну?

– Говорю же – чтобы спасти тебе жизнь. Или хотя бы попытаться. Я могу защитить тебя лучше, чем твой отец.

– О чем вы? – Люк устал после долгого дня в полях. Ему хотелось вернуться к семье, вымыться, выпить вина.

– Уходите к нам – оба, – напрямик выложил Фугасс. – Нам нужны крепкие молодые люди, отказавшиеся склониться перед немцами и новыми законами правительства Виши.

– Мы? – спросил Лоран. – Но что мы можем?

– Дать отпор угнетателям. Когда мы покорны, врагам не надо даже убивать нас – мы сами отдаемся им в рабство. Вы хотя бы представляете себе размах немецких реквизиций? Они берут не просто провиант. Еще и оборудование – а следом придет черед лошадей. Немцы крадут все, чем мы живем. Без лошадей – как нашим земледельцам вспахать поля? В Париже голод, но почти весь наш урожай уходит в Германию. А французские дети тем временем умирают.

Пекарь вздохнул.

– Простите. Я не хочу произносить долгих речей. Но это важно. Особенно для тебя, Люк.

– Почему для Люка? – поинтересовался Лоран. Если он и обиделся, то никак этого не показывал.

Фугасс поднял брови.

– Из-за его внешности. Более того, ты ведь знаешь, что он говорит по-немецки.

На лице Лорана появилось настороженное выражение.

– Мы с ним всю жизнь дружим. Конечно, знаю! Хотя мне очень интересно, откуда знаете вы.

Фугасс перевел взгляд на Люка.

– Твой отец мне все рассказал.

Люк вихрем развернулся к нему.

– Что вам известно?

– О чем он говорит, Люк? – недоуменно спросил Лоран.

Люк ткнул в пекаря пальцем.

– Месье Фугасс, ваша тайна со мной в такой же безопасности, как и моя с вами. Но меня не надо спасать. Я сам способен о себе позаботиться. Более того, я должен заботиться и о семье.

– Слишком поздно, Боне.

– Что? – Люк вскочил на ноги. – Поздно? Что вы имеете в виду? – Только тут он заметил, что за спиной у него выросло трое незнакомцев. Лица их были скрыты за сетками, какими пасечники защищаются от пчел. Глаза Люка расширились от изумления. – Кто вы такие?

На лице Фугасса появилось несчастное выражение. Он кивнул – и по его сигналу незнакомцы набросились на Люка с Лораном. Те даже крикнуть не успели. Сильные руки зажали им рты и бросили ничком на землю.

– Извини. Не так я хотел бы привлечь тебя в наши ряды, – промолвил Фугасс. – Но я обещал твоему отцу сохранить тебе жизнь, и у меня нет выбора. – Он извлек из кармана люковское свидетельство о рождении. – Из дома тебе больше ничего не понадобится. Мне искренне жаль, что ты не в состоянии помочь семье, но я действую по приказу твоего отца. Мы не таим на тебя зла за твое происхождение, однако сейчас самое подходящее время доказать, что ты французский патриот.

Люк взревел от ярости, но руки, зажимавшие его рот, заглушили звук.

Церковный колокол принялся отбивать часы. Восемь. Цикады вновь завели свою песню; за жужжанием одинокой пчелы Люк различил голоса играющих внизу, в деревне, детей и надсадный рокот автомобиля на ухабистой проселочной дороге.

Люк прекратил вырываться. Автомобиль?

– Тише. Твои глаза скажут тебе все, что ты должен узнать.

Люк увидел, как далеко внизу в деревню с грохотом въезжает автофургон.

– Это Лондри и, без сомнения, люди из СС, – пояснил пекарь. Его лицо омрачилось от грусти и сострадания. – Приехали за твоими родителями, сестрами и бабушкой.

Мозолистая рука еще крепче зажала Люку рот. А Фугасс продолжал:

– Кто-то из деревни связался с местными властями в Апте и донес, что на прошлой неделе в Сеньон вернулась еврейская семья, бежавшая из Парижа. В доносе намекалось, что семейство разжигает ненависть к немцам.

– Ерунда! – взревел Лоран. – Боне уважают в деревне. Никто не стал бы на них доносить, ни один человек!

Фугасс пожал плечами.

– Не один, а одна. Их навела на твою семью Катрина Жирар.

Укусив державшую его ладонь, Люк высвободил голову.

– Докажите! – прорычал он.

– Заберите второго, – коротко бросил Фугасс, кивнув сотоварищам.

Вырывающегося изо всех сил Лорана повлекли прочь. Один из партизан остался с Фугассом и Люком. Молодой человек заметил у него в руках револьвер.

– Прости и пойми, – промолвил Фугасс, – такова просьба твоего отца. Идем, увидишь все собственными глазами. Могу я рассчитывать, что ты не станешь шуметь?

Люк кивнул.

– Выдашь нас – и считай, мы все мертвы, включая твоего друга. Ты ведь не хочешь, чтобы наша кровь пала на твою голову.

Люк только мрачно посмотрел на Фугасса.

Бесшумно и быстро они перебрались на место, откуда открывался хороший вид на дом Боне за фонтаном.

Из грузовика высыпала группа солдат. Среди мундиров французской полиции Люк различал и другую форму: невзрачного сизовато-серого цвета, зато с высокими начищенными сапогами.

– Гестапо? – вслух предположил он.

– Хуже. СС, – отозвался Фугасс и показал на крыши домов. – Иди за мной. Это единственный способ подобраться ближе. Сможешь держать себя в руках?