Когда гений терпит поражение - Роджер Ловенстайн

В 1980-х годах Меривезер и многие другие трейдеры привыкли оперировать этими новоизобретенными инструментами совершенно так же, как другие оперировали акциями и облигациями. В отличие от собственно ценных бумаг, ПФИ были просто контрактами, стоимость которых была производной (отсюда их название) от котировок акций, облигаций и иных активов. К примеру, стоимость фондового опциона, то есть права на приобретение акции по определенной цене и в определенный момент, изменялась вслед за изменением цены соответствующей акции.

Мертон ухватился за возможность сотрудничать с LТ, поскольку это представлялось ему шансом продемонстрировать эффективность его теории на практике. Как он недавно доказывал, использование ПФИ размыло грани между инвестиционными фирмами, банками и другими финансовыми учреждениями. В мире дериватов не было четких границ; в этом мире, открытию которого способствовал Мертон, каждый мог взять на себя риск предоставления денежного займа или предоставления акций, просто составив соответствующий контракт. Важна была функция, а не форма. И это уже признали применительно к закладным: некогда ссуды под залог недвижимости предоставляли исключительно местные банки; теперь же в закладные бумаги, объединенные в общий пул, вкладывали деньги многочисленные инвесторы разного калибра, покупавшие крошечные частицы ценных бумаг, обеспеченных залогом.

В самом деле, Мертон рассматривал LT не как хедж-фонд – над этим словообразованием он и его партнеры посмеивались, – а как финансового посредника, который создан по последнему слову финансовой науки и поставляет капитал на рынки совершенно так же, как это делает банк. Банк, являющийся, так сказать, краеугольным камнем финансовой схемы, получает деньги вкладчиков и ссужает их местным представителям и фирмам. Банк сочетает свои активы – то есть деньги, которые он выдал в форме займов, – со своими пассивами, стремясь заработать на небольшой разнице и взимая со своих заемщиков несколько больший процент, чем тот, что он платит своим вкладчикам. Аналогичным образом LT должна «брать взаймы», продавая одну группу акций, и «давать взаймы», приобретая другую группу акций – предпочтительно, пользующуюся относительно меньшим спросом и, соответственно, дающую относительно более высокий процент дохода. Таким образом, фонд будет зарабатывать разницу (спред) в точности так же, как это делает любой банк. Хотя это описание является в высшей степени упрощенным, LT, вкладывая в более рискованные (и стало быть, более доходные) акции, должна была участвовать в обеспечении ликвидности рынка. А что делает банк, как не обеспечивает ликвидность? Благодаря Мертону новоиспеченный хедж-фонд с самого начала стал относиться к себе с почтением.

К несчастью, Мертон, слишком серьезно настроенный и вдобавок слишком занятый преподаванием в Гарварде, был не особенно полезен для рекламы и продажи долей фонда. Но летом 1993 года Джей-Эм привлек Майрона Скоулса – еще одну «звезду» из академического сообщества. Скоулс, хотя и считался более легковесной фигурой в академической среде, на Уолл-стрит пользовался большей известностью благодаря своей формуле. Он также работал в Salomon, соответственно, был не менее тесно связан с группой Меривезера. Можно сказать, что, после того как LT привлекла этих двух светочей финансовой науки, каждый из которых входил в узкий круг претендентов на Нобелевскую премию, ей удалось собрать в одну команду и Майкла Джордана, и Мухамеда Али. «Это были волшебники своего дела, маги, достигшие высшего уровня», – говорил кто-то из финансовых менеджеров, в конце концов сделавших инвестиции в фонд.

Осенью 1993 года Merrill Lynch организовала безумное турне с целью привлечения инвесторов. Клиентов с толстыми кошельками свозили на лимузинах в штаб-квартиру Merrill, на Нижний Манхэттен, где эти господа, посмотрев презентацию фонда, были приведены к присяге о неразглашении тайны и затем возвращены к своим лимузинам. Потом Merrill и разные группы партнеров – учредителей фонда провели роуд-шоу, делая остановки в Бостоне, Филадельфии, Таллахаси, Атланте, Чикаго, Сент-Луисе, Цинциннати, Мэдисоне, Канзас-Сити, Далласе, Денвере, Лос-Анджелесе, Амстердаме, Лондоне, Мадриде, Париже, Брюсселе, Цюрихе, Риме, Сан-Паулу, Буэнос-Айресе, Токио, Гонконге, Абу-Даби и в Саудовской Аравии. Минимальный взнос одного инвестора LT установила в размере 10 миллионов долларов.

Роуд-шоу началось неудачно. Джей-Эм был похож на государственного мужа, опасающегося каким-нибудь неудачным словом выдать секреты группы. «Все хотели слышать Джей-Эм, но он молчал», – заметил сотрудник Merrill Дейл Мейер. Выступления не слишком котирующегося у аудитории Розенфелда вводили некоторых инвесторов почти в коматозное состояние. Грег Хокинс, бывший ученик Мертона, был хуже всех – он сыпал греческими буквами, обозначающими алгебраические символы. Партнеры не умели увлечь слушателей, а те воспринимали их как профессоров математики, которых невозможно понять простым смертным. Даже название фонда было лишено привлекательности и пришлось по душе только серьезному Мертону. У инвесторов было немало причин отвергнуть предложение. Многих оттолкнуло нежелание Джей-Эм обсуждать стратегию инвестиций. Некоторых напугала перспектива значительного использования заемных средств, о чем Джей-Эм постарался сообщить слушателям. Такие организации, как Фонд Рокфеллера или Loews Corporation, отказались платить столь значительные взносы. Исходные, эзотерические посылки, на основе которых предполагалось строить LT, казались непроверенными, особенно специалистам, консультирующим фирмы и принимающим решения, куда вложить предназначенные для инвестиций деньги.

Однако Меривезер не оставлял попыток поднять престиж LT, поэтому он прибыл в Омаху на банкет с участием Баффетта. Было известно, если Баффетт станет во что-то инвестировать, остальные непременно присоединятся. Жизнерадостный миллиардер держался в своем обычном духе – дружески, ободряюще, но решительно отказывался подписать чек.

Получив отказ богатейших инвесторов страны, Джей-Эм обратился к Джону Корзайну, который долго завидовал союзу Меривезера с Salomon и пытался построить конкурирующую компанию под крылом Goldman Sachs. Корзайн увлекся проектом превратить Goldman в крупного инвестора или же включить новый фонд Меривезера в состав империи Goldman Sachs. В итоге не было сделано ни того, ни другого. К детищу Меривезера присматривался и Union Bank of Switzerland, но и из этого тоже ничего не вышло. Неудача с крупными банками стала новым ударом. Несмотря на внешнюю бодрость, Джей-Эм был расстроен тем, что исключен из системы Salomon. Ему был в высшей степени необходим какой-то институциональный якорь.

Пытаясь извлечь выгоду из отчаянного положения, Джей-Эм настойчиво предлагал нескольким иностранным банкам стать квазипартнерами LT. Такое мнимое партнерство придало бы фонду международный блеск. Каждый партнер – Джей-Эм окрестил их «стратегические инвесторы» – должен был инвестировать по 100 миллионов и предоставить закрытую информацию о своих местных рынках. По крайней мере в теории LT следовало ответить на это взаимной откровенностью. План принадлежал исключительно Меривезеру, который льстил потенциальным инвесторам, именуя их «стратегическими». Мертону понравилась такая идея; казалось, она способна подтвердить его теорию о том, что старинные институциональные отношения можно преодолеть. Эта инициатива открыла второй этап истории фонда, отличавшийся тем, что Джей-Эм и Merrill работали независимо по двум направлениям: Меривезер «ухаживал» за иностранными банками, в то время как Merrill работала над привлечением клиентов в создаваемый фонд.