Кладбище слонов - Роджер Желязны

— Не хочется сегодня быть одному, — призналсяЮнгер возле гаража. Такое чувство, будто я напился вытяжки из столетий инеожиданно обрел мудрость, которая никому не нужна… Я боюсь…

— Все, — перебил Мур. — Пора прощаться. Тыпоезжай дальше, а мы сойдем здесь. Желаю приятно развлечься.

Они не пожали друг другу руки. Мур проводил поэта взглядомдо гаража, повернулся и зашагал по подстриженному газону к саду.Ориентироваться в зарослях было трудно, и вскоре Мур заблудился. Поплутав, онвсе же выбрался из чащи на поляну, залитую звездным светом, где высились руины,где тени двигались, когда менялось направление ветра.

Под ногами хрустела сухая трава. Мур уселся на поваленнуюколонну и раскурил трубку.

Вскоре от холода заныли пальцы, но Мур не двигался. Емухотелось вмерзнуть в пейзаж, стать памятником самому себе. Он призывал дьявола,предлагая ему душу в обмен на возможность вернуться с Леотой в родной Фриско изаняться прежним делом. У него, как у Юнгера, возникло ощущение, будто онпостиг мудрость веков, которой невозможно найти применение.

Наконец, ледяной ветер согнал его с места. Мур перебрался кфонтану, над которым возвышался не то спящий, не то мертвый Пан. «Холодный сон»богов, — подумал он. — Когда-нибудь Пан проснется и заиграет насвирели, и лишь ветер среди высоких колонн будет вторить ему, да шаркающаяпоступь встревоженного робота-смотрителя. К тому времени люди позабудут мелодиипраздников. В крови самых злобных и раздражительных из них врачи найдут вирусзлобы и раздражительности и создадут против него вакцину. И машина легкомыслия,лишенная эмоций, будет постоянно генерировать в сердцах людей, погруженных всладкие сны, ощущение радости. И не найдется среди потомков Аполлона никого,кто сможет повторить хотя бы древний клич, разносившийся над водами Понта многорождественских ночей тому назад.

Мур подумал, что напрасно поспешил расстаться с Юнгером.Сейчас ему казалось, он видит мир глазами этого человека. Поэт явно боялсябудущего. «Но все-таки, почему он не уходит из Круга? Может быть, получаетмазохистское наслаждение, видя, как сбываются его ледяные пророчества?»

Стряхнув с себя оцепенение, Мур направился к каменной оградесада. Замерзшие пальцы ног болели, и он побежал трусцой.

Наконец, он остановился. Перед ним лежал мир, похожий на ведро,заполненное водой. В воде отражались звезды. Мур стоял на ржавом краю ведра иглядел на каменные плиты, на которых они с Леотой загорали несколько дней(месяцев) тому назад. В тот раз он рассказывал ей о своих агрегатах. Онпо-прежнему верил, что когда-нибудь его детища превратятся в огромные ипрекрасные сосуды для жизни. Но сейчас он, как и Юнгер, опасался, что к томувремени мир утратит что-то очень важное, и чудесные новые сосуды, увы, будутзаполнены не до краев. Он убеждал себя, что Юнгер ошибается, что своенравныйвек вовсе не обязан осуществлять его вымороченные пророчества, и у Пана, когдаон заиграет на свирели, кроме робота-смотрителя найдутся и другие слушатели. Онизо всех сил старался в это поверить.

В океан упала звезда, и Мур посмотрел на часы. Было поздно.Он повернулся и направился к пролому в стене.

В клинике он встретил Джеймсона — высокого, тощего, скудрями херувима и глазами полной его противоположности. Джеймсон зевал — онуже получил укол снотворного.

— А, Мур, — ухмыльнулся он, глядя, как Мур снимаетпальто и фрак и закатывает рукав сорочки. — Решил провести медовый месяцна холодке?

В сухонькой руке врача щелкнул безыгольный инъектор. Мурпотер саднящее предплечье.

— Допустим, — ответил он, смерив презрительнымвзглядом не совсем трезвого Джеймсона. — А тебе какое дело?

— Не пойму я тебя… Знаешь, если бы я женился на Леоте,то ни за какие коврижки не полез бы в «бункер». Разве что…

Из горла Мура вырвалось рычание. Он шагнул к Джеймсону. Тотпопятился.

— Я пошутил! — воскликнул он. — Я не хотел…

Мур вздрогнул от боли — врач схватил его за то место наруке, куда был сделан укол.

— Ладно, — сказал Мур. — Спокойной ночи.Проспись хорошенько.

Он шагнул к двери. Врач разжал пальцы. Мур опустил рукавсорочки и снял с вешалки фрак и пальто.

— Совсем свихнулся! — крикнул ему вдогонкуДжеймсон.

Идти в «бункер» Муру не хотелось. Если бы не встреча сДжеймсоном, он провел бы в клинике полчаса, ожидая, пока подействует укол.

Он прошел по широким коридорам к лифту, поднялся на этаж,где находились «бункеры». Возле двери в свой «бункер» он остановился внерешительности. Здесь ему предстояло проспать три с половиной месяца. На этотраз ему не казалось, что он уснет всего лишь на полчаса.

Он набил трубку табаком. Решено: он выкурит ее в комнатежены, ледяной богини. После укола следовало бы воздержаться от никотина, ноМур, как и все его знакомые курильщики, редко выполнял эту рекомендацию врача.

Мур пошел дальше по коридору и услышал вдруг частый стук. Онзатих, едва Мур свернул за угол, затем возобновился. Через секунду снованаступила тишина.

Мур остановился возле двери в «бункер» Леоты. Сжимая в зубахчеренок трубки, достал авторучку, зачеркнул на табличке фамилию «Мэйсон» инаписал: «Мур». Дописывая последнюю букву, он снова услышал стук.

Он доносился из комнаты Леоты.

Мур отворил дверь, шагнул вперед и застыл как вкопанный. Вкомнате спиной к нему стоял мужчина с киянкой в поднятой руке. Мур услышал егобормотание:

— …Розмарином прекрасное ее осыпьте тело… Унесите ее внаряде подвенечном в церковь…

Мур стрелой метнулся к мужчине, схватил его за руку и вырвалкиянку. Потом изо всех сил ударил его кулаком в челюсть. Юнгер ударился обстену и сполз на пол.

— Леота! — сказал Мур. — Леота…

Перед ним в заиндевелом саркофаге лежала белая статуяпаросского мрамора. Крышка саркофага была поднята. Тело молодой женщины успелоприобрести твердость камня, и на груди, пробитой колышком, не выступило крови.Только трещины и сколы, как на камне.

— Нет! — прошептал Мур.

Колышек был изготовлен из очень твердой синтетическойдревесины кокоболо, или из квебрахо, или из лигнум-вита. Он не сломался…

— Нет! — повторил Мур.

Ее лицо в облаке волос цвета алюминия было безмятежным. Набезымянном пальце Мур увидел кольцо — его свадебный подарок.

В углу послышалось бормотанье.

— Юнгер, — еле слышно произнес Мур, — зачем…ты… это сделал?