Кровавые жернова - Андрей Воронин

Илья постоял немного на развилке двух тропинок, переминаясь с ноги на ногу, затем положил удилище на плечо и зашагал через рожь к мельничному омуту. Во-первых, и Ваське Грушину в случае чего найти его будет проще, да и шансов поймать большую рыбу в омуте больше, чем у моста. Вихрастая голова мальчика с ореховым удилищем на плече плыла над полем.

В низине стоял туман. И чем ближе к реке, тем туман становился гуще, плотнее. Но Илью это не пугало. Вскоре он уже подошел к реке, ощутив ее влажное дыхание, услышал шум воды, и его сердце радостно забилось в предвкушении рыбалки. Мальчишка остановился перед выбором: пойти направо или налево. Он подумал и решил: пойду направо.

Вскоре из тумана возникли очертания высокого дощатого забора и силуэт крытой шифером крыши большого дома, который недавно купил приезжий незнакомец;, в считанные месяцы отремонтировал, огородил неприступным забором.

Илья прошел рядом с забором по высокой, мокрой от росы траве, услыхал, как там, за забором, закричал петух. Но крик птицы показался ему не радостным, а, наоборот, тревожным и даже злым, словно петух сердился на солнце, которое никак не хочет появляться на небе, никак не выползет из-за горизонта. Однако тревожные мысли мгновенно исчезли, едва мальчик увидел воду и услышал плеск крупной рыбы.

«Окунь, наверное, – решил он. – Подберусь тихонько и сразу же попробую на червя».

Он на ходу заглянул в ведро, где в большой консервной банке, прикрытые мхом, ждали своего часа черви. На старом глубоком мельничном омуте часто попадалась крупная рыба, а вот у моста бралась только плотва, уклея, красноперка и подлещики. А на омуте можно было вытащить килограммового окуня, крупного голавля и, если повезет, огромного судака.

Илья осторожно подобрался к берегу. Не доходя до воды несколько шагов, присел, размотал удочку. Насадил на крючок двух жирных червей, поднял поплавок повыше. Почти крадучись по высокой мокрой траве, он приблизился к срезу воды. Он осторожно забросил наживку, положил удилище на траву – так, что только кончик торчал над водой, – и замер, глядя на застывший в темно-коричневой воде белый поплавок из гусиного пера. Поплавок не долго оставался неподвижным. Он едва заметно вздрогнул. Илья положил руку на удилище. Поплавок вздрогнул еще раз, а затем вынырнул из воды и завалился на бок.

– Ну же, ну, тяни! – шептал мальчик.

И гусиное перо, а вернее, рыба, невидимая в темной воде, словно услышала слова Ильи и потащила наживку. Поплавок нырнул, скрылся под водой, кончик удилища изогнулся. Илья подсек, почувствовал рыбу и медленно начал выводить. Рыба билась, леска звенела, с нее сыпались капельки воды.

И наконец мальчик смог поднять крупную серебристую рыбину к поверхности.

«Язь!» – подумал он, медленно подводя рыбу к берегу, а затем резко выбрасывая ее в высокую мокрую траву.

Рыба сорвалась с крючка уже на берегу.

Мальчик бросился на нее, прижал руками к траве. Это был неплохой язь граммов на восемьсот. Илья сжимал его упругое тело, красноватый хвост затрепетал, рыба все время открывала рот.

«Вот так, – подумал Илья. – Только пришел, первый заброс и на тебе, язь взялся! На рассвете всегда так».

Он аккуратно зачерпнул воды, опустил рыбу в ведро и дрожащими пальцами принялся наживлять скользкого червя на крючок.

Минут пятнадцать поплавок стоял неподвижно, даже стрекоза с капельками росы на крыльях уселась на него, как на веточку, торчащую из воды. Мальчишку поведение насекомого начало раздражать, и он, тронув удилище, пошевелил поплавком. Стрекоза сорвалась и унеслась к вершинам старых ив, под кронами которых и сидел юный рыболов.

Поплавок дрогнул, качнулся и медленно стал тонуть. Мальчик подсек, почувствовал биение рыбы в глубине темной воды и принялся медленно выводить ее на поверхность. На крючке оказался окунь средних размеров. Он успел глубоко заглотить крючок, и Илья пару минут возился с бьющейся в руках рыбиной, выдирая крючок из пасти. Когда ему это удалось, он по старой рыбацкой привычке насадил нового червя, плюнул на него и аккуратно забросил в то же место, где случилась предыдущая поклевка.

Но на этот раз то ли рыба ушла, то ли погода начала меняться, но четверть часа поплавок оставался неподвижным.

«Может, стоит место поменять?» – подумал мальчишка.

Илья осмотрелся. Что-то странное произошло в окружающем его мире. Вода словно застыла, сделалась стеклянной, даже водомерки перестали сновать по поверхности. Ветви деревьев, листва застыли, а синева неба сделалась глубокой, как бывает поздним вечером. Мальчишка прислушался: ни кузнечика в траве не услышишь, ни пчела не жужжит. И птицы смолкли. Ему показалось, что он остался один на всем белом свете.

Холодная дрожь прошла по телу. Илья дернул удилище и смотал леску. Хотелось бежать, но ноги словно налились свинцом. Попов сын пошевелил пальцами и зябко поежился. Чтобы придать себе уверенности, крикнул:

– Эй!

Его крик словно потонул в загустевшем воздухе. И тут эту плотную тишину разорвал, разрезал, разломал надрывный крик петуха. Крик прозвучал как вопль утопающего в открытом море и остался без ответа.

Илья схватил ведро, удилище, банку с червями и стал выбираться подальше от омута.

«Где же солнце?» – подумал мальчик, запрокинул голову и посмотрел в небо.

Высоко черным крестом висел в воздухе ястреб. Птица казалась приклеенной к синеве неба.

"Кого он высматривает? – подумал мальчишка и вдруг понял:

– Меня! – Холодный пот побежал по позвоночнику, зубы застучали. – И зачем я пошел один на омут? Лучше бы ловил у моста, там хоть люди ходят".

Вновь закричал петух. На этот раз крик птицы прозвучал еще короче, еще резче, словно петуху перерубили горло топором. Пальцы разжались, удилище упало в траву. Илья пригнулся, прячась за кустом малины. Он вел себя так, словно за ним кто-то следил, словно он был зверек, за которым охотятся.

– К дому.., к дому, мама… – прошептал он.

Он стал взбираться на откос, поскользнулся.

Ведро перевернулось, и еще живая рыба запрыгала по траве. Илья дрожащими пальцами хватал выскальзывающую рыбу, бросал в ведро.

За водой возвращаться к омуту побоялся.

И тут в третий раз вскрикнул петух. Крик был совсем короткий, как вспышка, потом стремительно оборвался, и после этого до слуха ребенка донеслись странные звуки, будто заколачивали в большую пустую бочку гвозди.

Звук доносился из-за забора, огораживавшего мельницу.

Мальчишке стало и страшно, и любопытно.

Он почувствовал, что не сможет уйти отсюда, пока не узнает, что происходит за забором.

Илья оставил ведро с рыбой, банку с червями и удочку на траве под малиновым кустом и, крадучись, двинулся к дому мельника. Из-за забора виднелась крыша, серебристая тарелка антенны и вился голубоватый дымок. Пахло чем-то странным, незнакомым, пугающим, но приятным.