Береg Утопiи - Том Стоппард

Погоди… Ты что-то обронил…

Станкевич подбирает монеты. В то же время госпожа Беер отправляется узнать, в чем дело, и застает его в позе, которую она принимает за умоляющую. Она жестом дает понять, что ей не до того, и, не останавливаясь, уходит.

Станкевича, ползающего по полу, сбивает приход Натали.

Натали. Что вы делаете?

Станкевич. Натали! Ваша мать… В чем я провинился?

Натали. Она… (Твердо.) Вы дали ей основания полагать, что вы… вы играли моими чувствами.

Полевой (уходя, щелкает пальцами и обращается ко всем, но ни к кому в отдельности). Вот эдак!

Станкевич (поражен). Но… за все время, что я бываю у вас в доме, за весь год, что вы посещаете наши занятия, разве я хотя бы словом или жестом осквернил чистую духовность наших…

Натали (теряя свою сдержанность). Да ведь уже больше года! (Уходит, оставляя Станкевича в недоумении, и немедленно возвращается. Меняет курс.) Вы… вы жестоки к моей подруге Любови Бакуниной!

Станкевич. Я? Я ни разу даже не…

Натали. Разве вы не замечаете, что нравитесь ей?

Станкевич (заинтересованно). Правда?

Натали дает ему пощечину и начинает плакать. Входящий Михаил пытается ее задержать.

Михаил. Натали?…

Натали убегает. Михаил замечает Станкевича. Они приветствуют друг друга легким поклоном.

Вы Станкевич?

Станкевич. А вы Бакунин.

Михаил крепко пожимает Станкевичу руку.

Mихаил. Я думал, что мы никогда не встретимся.

Станкевич. Ваши сестры…

Михаил. Упоминали о моем существовании?

Станкевич. Именно. Вы здесь надолго?

Михаил. На неделю или около того. Мои уезжают завтра, но у меня дела в Москве. Армейские хлопоты.

Станкевич. Вы в артиллерии?

Михаил. Не судите по внешности.

Станкевич. Я этому учусь.

Mихаил. В артиллерии трудно заниматься ввиду громких взрывов, являющихся неотъемлемой частью артиллерийской жизни. «Система трансцендентального идеализма» плохо известна в армии.

Станкевич. Вы читаете Шеллинга!

Михаил. Разумеется! Вы видите перед собой искру неделимого огня созидания, лишь одно мгновение в вечной борьбе, которую ведет стремящаяся к сознанию природа.

Станкевич. Вы обязаны прочесть Канта. Мы все кантианцы, включая Шеллинга.

Михаил. Слава Богу, что я с вами познакомился. Где бы нам поговорить? Вы любите устрицы? Отлично. Подождите здесь – я только возьму свою фуражку и немедленно назад. (Оборачивается.) У вас при себе есть деньги?

Станкевич (с готовностью). Есть.

Михаил. После.

Михаил уходит. Через какое-то время Станкевич вспоминает об оброненном ножике и рассеянно возобновляет поиски. Александра и Татьяна быстро проходят через сцену. Их перехватывает Натали, которая меняет направление, чтобы подойти к ним.

Натали. Друзья мои! Я знаю все!

Сестры. Что? Что?

Натали. Его сердцем завладела другая! Погодите, я вам все расскажу!

Сестры. Не может быть! Кто? Откуда ты знаешь? Я думала, что ты ему нравишься!

Hатали. Он мне голову морочил!

В то время как они уходят, появляется Любовь.

Сестры. Люба! Здравствуй! Ты ни за что не догадаешься!..

Натали сворачивает и тянет за собой Александру и Татьяну. У них непонимающий вид. Они уходят втроем. Наталья шепчет им на ухо.

Чаадаев. Чудесно, чудесно…

Станкевич замечает присутствие Любы. Он прекращает поиски, выпрямляется и кланяется ей, потеряв от скованности способность говорить.

Любовь. Вы что-то потеряли?

Станкевич. Я?… Я искал… кажется, перочинный ножик. (Пауза.) Так вы уже завтра уезжаете домой?

Любовь. Да. Но, может быть…

Любовь не успевает закончить, как Михаил, не успев вернуться, уводит Станкевича.

Михаил. Пойдемте! Люба!.. Как видишь, я познакомился со Станкевичем. Мы идем говорить о Канте. Кант – наш человек. Ох, сколько времени я потратил впустую! Но с этого момента…

Любовь. Мишель…

Михаил. Что?

Любовь (находится). А как же… армия?

Михаил. Не беспокойся, я все устроил, (Они уходят.) Вы должны приехать погостить у нас в Премухине. Приедете?

Он подхватывает Станкевича и, уходя, почти сталкивается с Белинским.

Любовь. Премухино!..

Белинский замечает ее. Видно, что они знакомы. Любовь не замечает его присутствия. Повернувшись, чтобы уйти, она замечает на полу перочинный ножик. Со счастливым возгласом она поднимает его.

Белинский. А… Кажется, это мой…

Любовь прижимает ножик к губам и опускает его за вырез. Она видит Белинского.

Любовь. Ой.

Ошарашенный, Белинский кланяется.

Белинский. Я глубоко… глубоко…

Любовь. Простите меня… Я что-то…

Белинский. Ну что вы! Я глубоко… глубоко…

Любовь. Видите ли, у меня такая ужасная память.

Белинский. Память? Ах да. (Оправляется.) Белинский. Философский кружок. В пятницу.

Любовь. Ах да. Вот где я вас видела. Извините, ради Бога. До свидания, господин Белинский. Мы завтра уезжаем домой. (Уходит.)

Входит Шевырев, направляясь к Чаадаеву.

Белинский (сам себе). Дурак!

Шевырев неуверенно задерживается, в удивлении. Белинский приходит в себя.

Профессор Шевырев! Это я, Белинский. Я посещал ваши лекции по истории русской литературы.

Шевырев (с сарказмом). Вы ошибаетесь, милостивый государь. У нас нет литературы.

Белинский ретируется, в то время как Шевырев подобострастно приближается к Чаадаеву.

Я полагаю, что имею честь говорить с Петром Яковлевичем Чаадаевым. Позвольте выразить мое восхищение вашей книгой…

Чаадаев. Моей книгой?

Шевырев. «Философические письма».

Чаадаев. А-а. Благодарю вас. Я не знал, что ее опубликовали.

Шевырев. Тем не менее это не помешало ей приобрести множество почитателей… из которых мало столь же восторженных, как… (Кланяется.) Шевырев, Степан Петрович, профессор истории словесности Московского университета. (Достает из кармана кипу исписанных листов.) Мой экземпляр первого письма, сударь, – лишь несовершенная копия оригинала.