Фабрика звезд по-русски - Дмитрий Серебряков

— Я должен принять ванну, выпить чашечку кофе, — подхватил игру Совин. Улыбнулся и вышел.

* * *

И теперь, устроившись в кресле автобуса, думал о том, правильно ли сделал, рассказав всё журналистке и матери Владика. И решил, что правильно.

Совин понимал, что эпизод в подъезде, закончившийся «дружескими» советами не лезть не в своё дело, — не последний. За ним следили. Его активность наверняка не осталась незамеченной. Рано или поздно, но нечто подобное, если не хуже, произойдет снова. И любой, кто каким-нибудь образом связан с Совиным, находится в опасности. И должен о ней знать. Предупрежден — значит, вооружен…

* * *

Когда-то Исполнитель служил в Комитете госбезопасности СССР.

Он начал свою службу сразу после школы. Чистый наивный мальчик, ученик московской школы, он начитался шпионских книжек и уже в двенадцать лет решил беречь Родину от происков империалистов. Обладая незаурядными способностями, без блата поступил в МГИМО — в те времена он был одной из кузниц кадров для КГБ. Уже на первом курсе сам пришел в первый отдел с просьбой по окончании института продолжить учебу в школе КГБ. На него обратили внимание, пообещали содействие, конечно, при условии хорошей учебы. Юноша принял условие и закончил институт с отличием. Потом — школу КГБ. Потом работал за рубежом. В том числе и на нелегальном положении. Был блестящим разведчиком, настоящим профессионалом в лучшем смысле этого слова. Но уже в первые годы службы романтический флер спал с глаз молодого разведчика.

Работа нисколько не походила на то, что делали доблестные советские разведчики в советских книжках и фильмах. Она была откровенно грязной, полной лжи, провокаций и предательств. Зачастую среди своих же. Те же карьеристские соображения, то же двойное мышление… Но Родину он не предавал.

Уже в начале перестройки он вернулся в столицу, вышел на пенсию. Избыток энергии не давал сидеть дома, и он, удивляясь сам себе, подался в бизнес. Конечно, в той области, которую знал лучше всего. И теперь был фактическим владельцем нескольких московских фирм, торгующих средствами безопасности. Сейчас фирмы твердо стояли на ногах, практически не требуя его участия в управлении бизнесом.

Он еще в конце восьмидесятых легко спрогнозировал предстоящий рост преступности. И не ошибся.

Не ошибся и в другом. Параллельно с началом бизнеса Исполнитель начал создавать свою сеть осведомителей и тайных агентов. Свою «Паутину».

Ему нравилось это название — «Паутина». Когда-то, в далеком детстве, он был романтиком. По большому счёту, остался им и сейчас. В другом качестве. Хотя условия жизни и бизнеса заставляли вести жесткую борьбу за выживание, где не было места романтике. Иногда жесткость бизнеса доходила до жестокости. Но иначе было не выжить.

И тем более невозможно было выжить во второй, тайной его жизни. Но он выжил. Не просто уцелел, а за десять лет превратил «Паутину» в мощнейший аппарат разведки. Тысячи людей самых разных профессий и должностей работали на него, не зная об этом. Сотни работали на него, зная, что работают для кого-то агентами и осведомителями. Но не знали — для кого. По-настоящему о его тайных делах и целях догадывался только один человек — его заместитель. Не знал, а лишь догадывался. Его считали главным напрямую связанные с ним еще пятеро — верхушка «Паутины».

Но главным все-таки был Исполнитель. Именно он находился в центре сплетенной им «Паутины».

Сейчас краешек «Паутины» задел Дмитрия Совина. Дернулась одна тонкая-тонкая нить. Совершенно незаметная. Для Совина. Но не для сидящего в центре паука.

В конце концов, каждая, даже самая тонкая паутинка, служит для того, чтобы передавать сигнал хозяину, который ее сплел. Хозяин уловил сигнал.

И наряду с другими делами начал собирать информацию о личности Дмитрия Совина. И о деле, которое Совин вёл.

* * *

Автобус пришел в Москву в девятом часу вечера. Целый час простояли на трассе: что-то там у потрепанного «икаруса» сломалось, и водитель, глухо матерясь и проклиная демократов, которые, как известно, виноваты во всех грехах, занимался ремонтом.

Совин — от греха — решил ехать ночевать на работу.

Да и разговор с Гаврилиной нужно было занести в компьютер. Вроде ничего особенного сказано не было, а все-таки нужно. Система есть система.

Ещё покойный отец любил говаривать: «Если что-то делаешь, делай хорошо. Или совсем не делай…»

Дмитрий старался следовать этим словам. Из любви к рано умершему отцу. И потому ещё, что не раз убеждался: сделаешь что-нибудь плохо, позже тебе это отольётся.

В воскресенье утром Настя была дома. Совин, опасаясь прослушивания и совершенно искренне беспокоясь о безопасности собеседницы, позвонил ей из автомата и договорился о встрече в десять утра. Девушка собиралась по своим делам и только после того, как Дмитрий сказал, что речь идет о Владике Семенове, согласилась встретиться в центре, у метро «Арбатская».

* * *

Забота о безопасности Насти требовала последовательных действий. Поэтому на встречу Совин поехал за полтора часа до намеченного времени. С одной только целью: оторваться от слежки, если таковая имелась. Первое, что он сделал, — посетил платный мужской туалет на автостанции.

Выбрав время, когда за ним никто не следовал, быстро вошел в туалет, тут же надел черные очки, поверх куртки накинул белый плащ, достав его из приготовленного еще дома пакета. Пакет скомкал и сунул в карман, сгорбился и, неуклюже прихрамывая, вышел вон. Медленно пройдя по перрону, свернул за угол и бросился бежать. Обогнул автостанцию, сел в такси и доехал до метро «Первомайская». И только оттуда поехал на встречу с Настей. Может быть, со стороны это выглядело смешно, но рисковать безопасностью девушки он не имел права…

* * *

Прежде чем подойти к стройной светловолосой девушке в джинсовом костюме, Совин некоторое время понаблюдал за ней, стараясь понять, что она за человек.

Покопался в памяти, попытался восстановить свои ощущения первых секунд, когда только узнал Настю среди таких же, ожидающих встречи людей.

Он давно убедился, что в его практике первые впечатления от человека всегда самые верные. К сожалению, в жизни на эти ощущения нового человека он не всегда обращал внимание. И позже часто жалел об этом. Чаще, чем хотелось бы. Но факт оставался фактом: в девяноста девяти случаях из ста Совин получал возможность убедиться, что не понравившийся ему с первого взгляда новый знакомый оказывался «не его человеком». Не всегда плохим, но «не его».

В свои сорок три года он не заводил новых друзей. Вполне хватало и старых. И потому Дмитрий даже с непонравившимся человеком поддерживал ровные отношения, старался не иметь никаких общих дел, тактично отодвигал в сторону тех, кто вдруг начинал набиваться в друзья. Иногда позволял себе роскошь не обращать внимание на первые впечатления вовсе, понимая, что с этим человеком ему детей не крестить.