Видоизмененный углерод - Ричард Морган

— Вам нехорошо, мистер Ковач? Последствия выгрузки.

Я сделал над собой усилие, концентрируя внимание.

— Все в порядке. — Прочистив горло, я посмотрел Мириам Банкрофт в глаза. — Что ж, не буду вас больше задерживать, миссис Банкрофт. Благодарю за то, что уделили мне время.

Она шагнула ко мне.

— Не хотите…

— Нет-нет, не беспокойтесь. Я сам найду дорогу назад.

Путь обратно по хранилищу карт показался бесконечно долгим. Звуки шагов звучали гулким эхом в моем черепе. Делая шаг за шагом, проходя мимо разложенных на полках карт, я затылком чувствовал пристальный взгляд древних глаз.

Мне очень захотелось курить.

К тому времени, когда шофер Банкрофта повёз меня обратно в город, небо приняло оттенок старинного серебра. Повсюду в Бей-Сити начали зажигаться огни. На скорости, значительно превышающей ту, которую я считал благоразумной, мы зашли по дуге со стороны моря, пролетели над древним подвесным мостом ржавого цвета и оказались среди нагроможденных на холмистый полуостров зданий. Шофёр Кертис никак не мог отойти после общения с полицией. Не прошло и двух часов, как его выпустили на свободу, а Банкрофт уже попросил отвезти меня назад в город. Всю дорогу Кертис оставался мрачен и неразговорчив. Это был молодой парень спортивного телосложения, по-мальчишески симпатичный. Я предположил, что слуги Лоренса Банкрофта не привыкли к тому, чтобы правительственные чиновники мешали выполнять их работу.

Я не жаловался. Мое собственное настроение мало чем отличалось от настроения шофера. Перед глазами ещё стояли картины гибели Сары. Это произошло лишь вчера вечером. Субъективно.

Мы затормозили в небе над широкой улицей. Достаточно резко, чтобы кто-то близко над нами переслал на комсет лимузина протестующий гудок. Кертис оборвал сигнал, хлопнув ладонью по приборной консоли, недовольно задирая голову и выглядывая в окно на крыше. Опустившись вниз с едва ощутимым толчком, мы влились в поток транспорта и тотчас же свернули налево в узкий переулок. Я начал обращать внимание на происходящее вокруг.

Городская жизнь повсюду одинакова. На всех планетах, где мне довелось побывать, я видел одно и то же: хвастовство и обман, куплю и продажу, своеобразную квинтэссенцию человеческого поведения, просачивающуюся из громыхающей политической машины искусственной надстройки. Бей-Сити, город на Земле, древнейшей из цивилизованных планет, не стал исключением. От иллюзорных голографических плакатов, украшавших фасады старинных зданий, до уличных торговцев с коммуникационными устройствами на плече, похожими на механических ястребов или огромные раковые опухоли, все что-то продавали. У тротуаров останавливались машины, и к ним устремлялись щедрые доступные тела, вальяжно прислоняющиеся к дверям и начинающие торговлю. Так, наверное, происходило с тех самых пор, как появились машины, к дверцам которых можно прислоняться. Над тележками со съестным поднимались струйки дыма и пара. Салон лимузина был изолирован от звука и коммуникационных передач, но даже сквозь стекло чувствовался шум города, пронзительные голоса зазывал и модулированная музыка, насыщенная инфранизкими частотами, воздействующими на подсознание покупателя.

В Корпусе чрезвычайных посланников учат преодолевать человеческую природу. Сначала нужно увидеть сходство, добиться скрытого резонанса, что позволит тебе хоть как-то сориентироваться на новом месте; ну а потом можно искать отличия, изучая мелкие детали.

На планете Харлан население состоит из потомков славянской и японской рас, хотя при желании и за соответствующую сумму можно получить любую этническую вариацию, выращенную в резервуаре. Здесь же были представлены лица разного цвета кожи и разных генотипов: я встречал высоких, угловатых африканцев, широколицых узкоглазых монголоидов, бледных скандинавов. Один раз даже увидел девушку, похожую на Вирджинию Видауру, но она быстро затерялась в толпе. Все торопились, спешили по своим делам. Неуклюже.

Эта характеристика мелькнула у меня в сознании, словно та девушка в толпе. Нахмурившись, я ухватился за неё и присмотрелся повнимательнее.

На Харлане уличная жизнь обладает каким-то обнаженным изяществом: бережная экономия движений и жестов кажется непривычному взгляду своеобразной хореографией. Я вырос на Харлане, поэтому вспоминал об этой особенности толпы только на других мирах.

На Земле я не видел ничего подобного. Бурлящая человеческая активность за окнами лимузина чем-то напоминала пенистую струю, возникающую между двумя близко идущими лодками. Прохожие проталкивались и протискивались вперед, резко замирали на месте и пятились назад, обходя скопления людей, замеченные слишком поздно, когда уже не оставалось времени для маневра. То и дело внутреннее напряжение вырывалось наружу, взлетали вверх подбородки, распрямлялись мускулистые тела. Два или три раза я видел признаки зарождающейся потасовки, правда, мгновенно смываемые непрерывно клокочущим людским потоком. Казалось, на улицы щедро брызнули феромональным[1]раздражающим средством.

— Кертис, — сказал я, бросив взгляд на бесстрастный профиль водителя. — Вы не могли бы на минуту отключить блокировку коммуникаций?

Посмотрев на меня, он едва заметно скривил губы.

— Разумеется.

Откинувшись назад, я снова сосредоточил взгляд на том, что происходило на улицах.

— Я не турист, Кертис. Наблюдая, я зарабатываю себе на жизнь.

Каталоги уличных торговцев обрушились потоком бредовых галлюцинаций, слегка искаженных отсутствием прямой связи. Они быстро наползали друг на друга по мере того, как мы скользили вперед, но все равно оставались невыносимо настойчивыми и, по меркам Харлана, слишком громкими. Самыми навязчивыми были предложения плотских утех: меняющаяся череда половых актов во всевозможных позах, цифровая корректировка изображений, добавляющая воздушного блеска грудям и мускулатуре. Имена шлюх нашептывались томным голосовым сопровождением вместе с краткими характеристиками: «застенчивая девочка», «властная садистка», «необъезженный жеребец» и другими из совершенно чуждого культурного пласта. В эти сообщения вплетались более скромные списки химических препаратов и заманчивые обещания торговцев наркотиками и имплантатами. Среди них я уловил пару религиозных обращений — воплощенные образы духовного спокойствия на фоне гор, — но они напоминали тонущих в океане товаров.

Постепенно голоса стали обретать смысл.

— Что значит «из Домов»? — спросил я Кертиса, в третий раз выудив эту фразу из обращений.

Кертис презрительно усмехнулся.

— Своеобразный знак качества. «Дома» — это карусель, высококлассные дорогие публичные дома, разбросанные по побережью. Если девушка «из Домов», она обучена делать то, о чем большинство людей не смеет даже мечтать. — Он кивнул на улицу. — Не покупайтесь на красивые заверения; из этих шлюх никто никогда не работал в «Домах».