Позолоченное великолепие - Розалинда Лейкер

— Как очаровательно, — радостно сказала Изабелла и сделала жест руками, словно охватывая весь дом. — Мне почти хочется стать одной из кукол, которые будут здесь жить и самой поселиться под этой крышей.

— Выбросьте это из головы, — страстно возразил он.

Изабелла удивилась, что он сказал это так серьезно, и продолжила в привычной для себя игривой манере, надеясь заставить его улыбнуться.

— Однако я уверяю вас, что будущие обитатели кажутся вполне гостеприимными. Они пришли парами в коробке, доставленной кукольным мастером, а на хозяйке дома красное платье из шелка. Тут полный набор служанок, ливрейных лакеев и один великолепный слуга с востока в тюрбане, который начнет готовить экзотические блюда для набобов; те вернутся из индийских странствий, сколотив состояния, достаточные для того, чтобы возвести собственные загородные особняки и приступить к поиску невест. Думаю, мне не помешает оказаться в их поле зрения.

Такая фантазия не рассмешила его. Он видел кукол, которые были сделаны из воска и, по его мнению, смотрели неживыми глазами.

Куклу Полли сделали из живого дерева, из-за чего она выглядела почти настоящей и понравилась девочке, а потом и одной из его единокровных сестер, несмотря на то что ее сильно потрепали. Изабелла, одаренная молодостью и теплотой, мягким голосом с переливами и нежной женственностью, принадлежала этому миру, где мужчина из плоти и крови, будь то набоб или плотник, мог превратить ее в своих объятиях из девушки в женщину, отбросив все эти глупые фантазии в порыве настоящей страсти. Он так и сказал, только в более мягкой форме.

— Теперь у вас не будет недостатка в более приятных обожателях, раз сэр Роуленд устраивает прием в вашу честь.

Томас повернулся к ней спиной и закрыл двери кукольного дома.

Она наблюдала за ним. Значит, он слышал о празднестве, которым отметят ее выздоровление. Ему не было суждено знать, что для нее гораздо больше значит находиться с ним наедине в холодном и пыльном складе, чем принимать поздравления под хрустальными канделябрами. Однако интерлюдия подходила к концу. Томас уже взял большой чехол и накрыл им кукольный дом.

— Когда я увижу комнаты обставленными мебелью? — спросила она.

Он разглаживал складки и морщины.

— Все зависит от того, останетесь ли вы в Ностелле до тех пор, пока я не завершу работу.

— Мне предложили остаться здесь столько времени, сколько я пожелаю.

— До конца лета?

— Хозяева дома уговаривают меня остаться до конца лета.

— Если вы примете такое решение, то увидите, как кукольный дом обставят и перенесут в Ностелл.

Он поправил последний угол чехла. Со стороны конюшни к окну подъехала пустая карета, на складе стало совсем темно, стук копыт лошадей о мостовую перебивали голоса конюхов.

Когда Томас повернулся к ней лицом, обоим казалось, будто они стали ближе.

— Тогда у меня нет иного выбора, кроме как остаться. — Изабелла говорила так тихо, что он едва расслышал ее слова, хотя ей показалось, будто ее голос звучит не тише, чем шум на улице. В это мгновения казалось, будто девушку оставляют силы, управлявшие ее жизнью.

Томас смотрел на нее, прищурив глаза.

— Было бы обидно, если бы вы решили иначе.

Она встала, понимая, что должна уходить, хотя ей и не хотелось этого. Томас приблизился, будто собираясь отодвинуть кресло, и стоял так близко, что если бы она повернула плечо на дюйм, то коснулась бы его груди. Затем он сказал то, что она и надеялась, и боялась услышать.

— Вы иногда гуляете у озера, в вечерние часы. После окончания работы я сам хожу туда, когда там никого нет.

До сих пор она одна не выходила из дома после сумерек, но если бы ей удалось избежать общества других, то это можно было бы исправить.

— Возможно, я пойду туда подышать воздухом. Точно обещать не могу.

Пока Изабелла больше обещать не могла.

Она ушла, церемонно поблагодарив его на ходу за то, что он уделил ей свое время. Пока Изабелла возвращались домой, олени, совсем недалеко щипавшие траву, насторожились, почувствовав ее приближение, и подняли головы. Она остановилась и следила за оленями, пока те не присоединились к другой группе сородичей, находившихся вдали. Она остановилась, придя к убеждению, что ее раннее предчувствие оказалось верным. В этот день она решила свою судьбу, и от нее уже никуда не уйти.

В Ностелле, как и в других благополучных местах, начиная от королевских дворцов до простых жилищ мелкопоместных аристократов, в три часа дня было принято садиться за обед, во время которого подавали много блюд. Если за столом было мало человек, то пользовались семейной столовой скромных размеров. Но когда в доме бывали родственники и гости, как сейчас, сэр Роуленд и его жена усаживались в противоположных концах длинного стола, сооруженного из откидных столов, которые складывались и хранились в передней после каждой трапезы. Прочный сплошной стол из прошлых веков вышел из моды. Изабелла заняла место среди сорока с лишним гостей за столом, накрытым Дамаском, перед хрусталем и серебром, и обнаружила, что не может слушать разговоры тех, кто сидел справа и слева от нее, а аппетит, недавно вернувшийся, снова исчез. Она с трудом заставила себя отведать немного от каждого блюда, но все время думала о том часе, когда ей удастся выскользнуть из дома.

Оставшуюся часть дня она следила за погодой. Любой из слуг посчитал бы ее сумасшедшей, если бы Изабелла рискнула покинуть дом в ненастный вечер, ибо все домочадцы вместе и каждый отдельно гордились тем, что она поправилась. Даже воды Бата не смогли ей помочь. Нога сэра Роуленда вряд ли ступала хотя бы в одну из кухонь, его жена даже не видела их, но Изабелла напугала всю домашнюю прислугу, однажды явившись туда. Изабелла беседовала с поварами, которые так старались приготовить вкусные блюда, когда она чувствовала себя хуже всего. Она разговаривала с теми, кто поддерживал огонь в камине ее комнаты, чтобы не дать ей заболеть лихорадкой после прибытия в Ностелл, нашла самую незначительную маленькую прислугу на кухне, сорвавшую дикие примулы, которые ей однажды доставили на подносе. Домашняя прислуга не одобрила ее визита, но, как это ни парадоксально, оценила его по достоинству. С тех пор они оберегали ее восстановленное здоровье столь же ревниво, сколь раньше старались помочь ей выздороветь. Иногда ей надоедали подушками, пледами, зонтиками от солнца, даже когда без всего этого можно было обойтись. Больше всего ей придется остерегаться зоркого ливрейного слуги, дежурившего у двери. В любом случае она обязательно должна вернуться к десяти часам, к ужину. Тогда все соберутся за столом, начнутся любительские театральные представления, игра в карты или другие развлечения, подадут легкий ужин.

Надев черную кружевную шаль, скорее чтобы слиться с ночью, нежели уберечься от холода, она вышла из дома через неприметную боковую дверь, которую обнаружила днем. Она пребывала в сильном волнении. Луны не было, но звезды сияли ярко и крохотными огоньками отражались в озере за деревьями, указывая ей путь.