Интернет-романс - Анна Корнова

сообщения не приходили, и новогодняя ночь постепенно стала терять своё праздничное очарование.

Праздничная неделя тянулась бесконечно. Дашка старалась не снимать новую куртку, поражая воображение своих сверстниц, а я, как и обещала Андрею Петровичу, занялась разбором завалов: полки, шкафы, лоджия. Зачем я ему сказала, что планирую в праздники квартиру убирать — сама себе такое времяпрепровождение накаркала. От Князева известий не было, но зато каждое утро звонила Ирина с единственным вопросом: «Не позвонил?», а затем горестно передавала очередную порцию своих измышлений на тему хлебодаровского предательства. По каким-то сложным каналам Ирина узнала, что Вова поехал на праздники к армейскому другу с женщиной. Познакомились всё по тому же ненавистному Ирине интернету. Толком Ирина ничего не знала — только какие-то догадки и слухи, но обсуждать она это была готова часами, доводя себя и слушателей до нервного истощения.

— Нет, ты только подумай, сорок лет, а ни денег, ни славы. Таскается как цыган с котомкой по дворам. То к одной бабе пристроился, теперь к другой. Мне бабушка говорила: самого никудышного выгонишь, так его сразу подберут. Причем, не хуже тебя, а лучше.

— Ну, как подберут, так и вышвырнут, когда разберутся.

— Пока вышвырнут, он ещё килограмм десять нажрет на её харчах.

— Ир, я понимаю, очень обидно, но чего себя поедом есть. Давай съездим куда-нибудь, прогуляемся.

Я знала, что мне предстоял не самый приятный день, поскольку добровольно брала на себя обязанности психолога, психиатра и общественного обвинителя, но зачем тогда нужны подруги, если некому выслушать в тяжелую минуту?

Мы пили кофе в Метрополисе, когда зазвонил телефон. «Онли ю…» — запел Синатра, эту мелодию я поставила на Князева. Мне было безмерно стыдно перед Ириной за свой сияющий взгляд, но почему-то всегда именно перед ней и именно в самый неподходящий момент разворачиваются сладкие страницы моих романов.

А на следующий день мы ехали по петляющей лесной дороге в сказочный дом Князева. Я вновь попала в волшебный сон — заснеженные, искрящиеся на солнце кусты у ворот, тёплый, застывший в ожидании нас дом, летняя, несмотря на зиму, веранда со шторами в крупную ромашку. Мы праздновали наступление Нового года — ну, не удалось нам это сделать первого января, ничего страшного — лучше поздно, чем никогда. Тем более, что Князев назвал новогодние праздники днями беспредельного обжорства и беспробудного пьянства с песняками и откровениями и проводить их в застольях считал моветоном.

— Я так ждала, что ты позвонишь в Новый год, — я прижимаюсь к плечу Князева, замирая от счастья.

— Ты должна была почувствовать, что я о тебе всё время думал, — сильная рука прижимает меня к себе.

— А если думал, почему не позвонил? — у меня перехватывает дыхание от чарующего запаха табака и мужского одеколона.

— Марусенька, не занудствуй, — шёпот раздается у самого моего уха, и я теряю голову от ласковой интонации, как дети от флейты крысолова.

Первый послепраздничный день ознаменовался выволочкой, которую Инга Олеговна устроила нам за бумаги, неправильно оформленные и несвоевременно поданные ещё в прошлом году. Права Алёна: это птица Феникс — словно не с попыткой суицида лежала, а отдыхала в оздоровительном профилактории на усиленном питании, так из неё била энергия созидания. Потом появился Андрей Петрович, продолживший тему необходимости добросовестного отношения к должностным обязанностям. А закончился этот парад негатива предположением Алевтины:

— Премии в новом квартале нам не видать, как своих ушей.

Стало тихо, и даже Алёна в несвойственной ей манере легкой печали издала подобие вздоха. Я попыталась слиться в переживаниях с трудовым коллективом, но ничего не могла поделать со своим хорошим настроением — мне только что пришла очередная ватсапка от Князева: «Солнышко, я скучаю!».

— Маша, ты где праздники провела? — Алевтина видела, что в интерьер помещения не вписывается моё довольное лицо, и решила привести его к общему знаменателю.

— Дома. Квартиру в порядок приводила, — мне безразлично, что сейчас будет сказано: у меня пришла ещё одна новая ватсапка.

— Не квартиру, а в квартиру приводила! Амур-тужур виден невооруженным взглядом, — это Алёна вступила в беседу.

— Я отчитаться должна? — мне это надоело, потому что отвлекало от размышлений над ответом Князеву.

— Нет, отчитываться не должна, ты должна работать. Целый день своими делами занимаешься. А пока мы за твои романтические грёзы отдуваемся, зарплата твоя нам не идёт, — Алевтина поджала губы.

Вот умеет она! Но настроение было настолько хорошим, что испортить его не могло ничто. В том же состоянии безмятежного счастья я провела остаток рабочего дня, вернулась домой и включила компьютер.

Мария

Миша, на твой суровый мужской взгляд, на чём же держатся отношения. Визуальный ряд, сексуальные привязки, уровень духовности, интеллектуальная слышимость… Может, я и не права, но, наверное, главное — это не бояться тратиться эмоционально, не экономить на понимании и поддержке. Тогда и возникает взаимосвязь.

Михаил

Все строится на жертвенности и великодушии. Все хотят получать адекватный ответ. Вот ситуация: я готов отдать все, но у меня ничего нет. Вторая ситуация: я готов отдать все, но от меня ничего не требуют. Третья ситуация: я готов отдать все, но этого недостаточно. Четвертая ситуация: я готов отдать все, но это никому не нужно. И пятая ситуация: я готов только потреблять.

Мария

Но ведь случается совпадение уровня эмоциональных затрат — это и есть прочные отношения.

Михаил

Всегда нужно что-то третье, что определяет наше отношение к друг другу. Поиск этого третьего самое трудное. И ещё, мужчина всегда остается инструментом в руках женщины. Вспомни наполеоновскую фразу: «Мы управляем миром, женщины управляют нами».

ГЛАВА 9

Январь пролетел в праздничном вихре. Праздником был каждый день: я просыпалась с улыбкой, оттого что в моей жизни присутствовал Миша Князев, нереально красивый, бесконечно любимый, самый лучший из всех мужчин на свете! Что-то происходило на работе, дома, но всё это проходило мимо меня. Мои дни складывался из обмена сообщениями в Ватсапе, ожидания звонков и встреч. То, что не имело отношения к Мише Князеву, не касалось и меня.

Пасмурным февральским утром мы ехали в наш загородный дом; конечно, конечно, он был домом Князева, а никаким не нашим, но в мыслях я его называла именно так. У меня там было своё кресло, свой плед, своя чашка тонкого полупрозрачного фарфора с весёлой надписью «Марусенька». Князев всё время молчал, а когда я заговорила, попросил не отвлекать его от дороги. Что-то у него не ладилось: был напряжен, безотрывно смотрел на пустое шоссе, хмурился. Молча доехали, молча вошли в дом, в