Шанс для динозавра - Александр Громов

Заказчики – нет. Успевший умереть незаслуженно легкой смертью секретарь теперь уже ничего не скажет. Куда на сей раз тянутся нити – неясно. К императору? Возможно. К церкви? Еще более вероятно, учитывая способ покушения, – клирики лить кровь не любят, ханжи вшивые. Или все-таки свои, унганские бароны? Тоже не исключено. Одно ясно: секретарь не был подосланным агентом – его просто-напросто купили. Барини редко ошибался в людях – поначалу пользовался электронным эмпатом, пряча крошечный прибор за прядью волос у виска; потом, когда прибор вышел из строя, а волосы несколько поредели, – развил в себе необходимое правителю качество довольно точно оценивать человека на глаз. Но какую же сумму должны были посулить секретарю, чтобы он не устоял! Может, тряхнуть как следует феодалов на предмет добровольных пожертвований на нужды государства?

Нет, нельзя. Скоро война, баронские дружины лишними не будут. Хоть и устарели.

Начальник тайной стражи советовал на всякий случай сменить лакеев, да и повара тоже. Гм, сменить – недолго… А не сменить ли заодно начальника тайной стражи?

Но вслух князь сказал другое:

– Работайте. Меня интересует, кто платил. Мне нужны точные сведения – это первое. Кроме того, мне нужны неопровержимые доказательства причастности высших имперских сановников к покушению на мою особу. Это второе. Признаний недостаточно, постарайтесь раздобыть заслуживающие доверия документы. Понятно?

Начальник тайной стражи почтительно кивнул. Чего уж тут не понять: князю нужен повод для начала войны. Повод какой угодно, но убедительный для дураков. Князь прекрасно понимает значение пропаганды.

Хотя не постесняется начать войну и при отсутствии нового повода. Притеснение сторонников учения пророка Гамы имперскими властями – чем не повод?

Заслуживающих внимания сведений от заграничной агентуры сегодня не было, и князь отпустил начальника тайной стражи. Пусть копает. Менять его Барини, конечно, не собирался: предан, по-своему честен и не дурак, хотя далеко не гений. Тем меньше опасений, что начнет хитрую двойную игру. При таком начальнике тайная стража работала вполсилы, хотя очень старалась. И пусть. Тайная, а на виду – это устраивало князя. Серьезные дела, требующие настоящей тайны, он поручал совсем другим людям. Начальник тайной стражи догадывался об этих людях и, как доносили Барини, много копал в этом направлении, но, по-видимому, до сих пор ничего существенного не выкопал.

Обычная предосторожность правителя, еще мало известная в этом мире. «Не клади все яйца в одну корзину», – говорит старая земная пословица, и говорит дело: две тайные службы всегда лучше одной.

Может, завести еще и третью? Или это уже паранойя?

Она, родимая. Для этого мира, застигнутого в точке, примерно соответствующей позднему Средневековью на западный манер, достаточно и двух тайных служб. Возможно, хватило бы и одной, если бы нынешний государь был законным отпрыском славного рода властителей, последним звеном предлинной цепочки унганских маркграфов, а не узурпатором. Но что сделано, то сделано.

Люди, которые как по мановению волшебной палочки оказываются у кормила власти после эпохи бедствий и гражданских смут, как правило, самые мерзкие из двуногих существ, включая шакала и грифа-падальщика. Достойные не выживают в этой борьбе. Без поддержки со стороны некоего пророка и некоего дьявола не выжил бы и Барини… фьер Барини Гилгамский, нищий дворянин, явившийся ниоткуда, чтобы продать свой палаш тогдашнему маркграфу. Он был никто. Мало ли по дорогам Империи слоняется нищебродов с кичливым взором и пустой мошной! А этот вдобавок был из Гилгама!

О маленьком герцогстве, прилепившемся к берегу вечно штормящего океана на самом юге Империи, знали мало. Отродясь в нем не водилось ни доблестных воинов, ни умелых ремесленников, ни мудрых правителей, ни видных ученых, ни прославленных поэтов, ни величественных храмов, ни даже толкового вина. Словом – дыра. Зато это герцогство то и дело подвергалось нападениям кочевников, пересекавших Пеструю пустыню на конях особой породы, птицах и вселяющих страх в самые твердые сердца зверях шестирогах. Кочевники приходили за пленниками – единственной добычей, которую еще можно было взять в этой забытой святым Акамой стране. Случалось, кочевников интересовал не Гилгам, а богатые города и селения, лежащие далеко внутри границ Империи. Но Гилгам всегда оказывался на их пути.

После Великого землетрясения о Гилгаме поговорили сколько положено, а потом забыли. Было карликовое герцогство – нет карликового герцогства. Обрушились замки, исчезли деревни. Что не погрузилось в море, то было уничтожено огромной волной, несомненно насланной дьяволом. А может быть, и богом – в наказание гилгамцам за их вопиющую никчемность. Потеря, не ощутимая для Империи. Словно была бородавка на теле – и нет бородавки. Вроде свое, природное, да не жаль ни капельки.

Уцелеть удалось немногим. А Гилгам и Унган разделяло полсвета, поэтому лишь через несколько лет в Марбакау явился оборванный фьер со смешным выговором и десятком дружков разбойного вида. Решительно никто не был ему рад. Да и фьер ли он? Ветхую, попорченную соленой водой дворянскую грамоту, выданную прапрапращуру Барини чуть ли не тысячу лет назад, кто только не вертел в руках, да не все верили. Некоторые не верили вслух – таких Барини вызывал на дуэль, если сомневающийся был дворянином, а если простолюдином, то мигнет Барини беззаветно преданным ему горцам – и наглец уже истошно вопит, что его убивают, хотя на самом деле всего лишь дубасят. Как все-таки склонны к преувеличениям жители равнин!

Барини просился на службу в гвардию и был принят. Не сразу, а лишь после пяти-шести благородных дуэлей и одной безобразной драки, устроенной его горцами, едва не изрубившими в капусту усиленный патруль городской стражи. Бравый солдат, забияка, фьер, да еще не имеющий корней в Унгане, мгновенно был произведен в капралы. Пятью годами позже – в гвардейские лейтенанты. Своих дружков-горцев он тоже перетащил в гвардию. Вскоре им нашлось дело: маркграф приказал арестовать министра, бежавшего от его гнева в Марайское герцогство. Диверсионная операция была проведена быстро и с блеском, незадачливый министр угодил в каменный мешок, а капитан Барини стал ближайшим и незаменимым слугой маркграфа, советником и исполнителем тайных поручений и желаний господина, не всегда высказываемых вслух.

Что же удивительного в том, что нищий дворянин делает карьеру, вкладывая в нее все свои способности? Что же ему еще вкладывать? Верность новоиспеченного капитана, в отличие от его подмоченной дворянской грамоты, не вызывала сомнений, неподкупность начала входить в поговорку, ум признавался всеми, удачливость поражала воображение простаков. Его побаивались. На него строчили доносы. Сам маркграф, науськиваемый родней, устроил своей креатуре несколько провокационных проверок – Барини вышел из них с честью и чином гвардейского полковника.

Потом случился поход в маркграфство Юдонское, где крестьяне, доведенные голодом до отчаяния, взбунтовались и натворили дел. В том походе маркграф Унганский, по требованию императора лично возглавивший армию, скончался от беспрерывного поноса, отведав каких-то грибов, и в Унгане началась такая борьба партий, что все разом забыли и о крестьянском мятеже в соседнем маркграфстве, и об императоре, и обо всем, что находилось вне стен Марбакау. Которого из сыновей покойного государя посадить на престол – вот был вопрос превыше опасений императорского гнева. Армия, не получающая никаких приказов, застряла в приграничье, опустошая свои и чужие земли. Церковь святого Акамы, исстари не пользовавшаяся в Унгане особым авторитетом, раскололась. Подняли головы реформаторы. («Гляди, найдется какой-нибудь монах, приколотит к дверям храма свои девяносто пять тезисов», – предрекал Барини мало известный в то время Гама.) На улицах и площадях Марбакау не прекращались стычки, временами переходящие в побоища; в одном из них выброшенным из окна комодом был убит унганский архиепископ, опрометчиво выбравший не то время и не ту улицу, чтобы бежать из города. Распространились пугающие слухи об имперской армии, будто бы спешащей в Унган, дабы покарать нечестивых бунтовщиков.