Война на пороге. Гильбертова пустыня - Елена Переслегина

Гном параноиком не был и историю с Кириллом не комментировал, он прислал ей ссылку на роман некоего Зиновьева про русских эмигрантов 70-х годов прошлого века, там Асе понравилось слово «гомосос», она решила его употреблять, звучало пошловато, но бойко.

Гурия сделала свою жуткую мини-гимнастику из пяти упражнений, потом еще повалялась на пушистом ковре. В мышцах вспыхнул азарт и она поняла — день сегодня будет что надо. Гурия редко гоняла, особенно в черте агломерации, где гоняли все. Утро летело ей навстречу с умеренной скоростью. Последнее, что она помнила, — это щит справа о радостях курения. Когда Ася очнулась, она сразу же заплакала, в палате никого не было, она плакала долго, как ей показалось, потому что не могла повернуть шею, спрятанную в жесткий воротник, уже натирающий, все было безнадежно, с ней ничего такого случиться не могло. Она пошевелила ногой, одна была строго привязана к чему-то тяжелому, а вторая — ура! — свободна. Потом она приподнялась на руках и хрипло всхлипнула: «Есть кто живой?» Вошел молодцеватый тип в белом халате:

— Здравствуйте, Анастасия Андреевна!

— Вы врач?— спросила Ася.

— Ваш доктор — Лубянская Ольга Никаноровна.

— А-а-а, — разочарованно протянула Ася, — а где мы?

— В больнице Марии Магдалины, травматологическом отделении, на седьмом этаже, у вас поврежден шейный отдел позвоночника и перелом бедра, а также сотрясение мозга средней тяжести, машина у вас хорошая, легко отделались, не приподнимайтесь без надобности, голова закружится, сейчас к вам зайдет медсестра, — все это он выпалил, как начинающий диктор на телевидении.

— Вы читали Айзека Азимова? — спросила Ася, опускаясь на подушку.

— Нет, мэм, — насмешливо ответил он.

— Его заразили СПИДом в больнице, — мстительно заявила она, — во время операции на сердце.

— Ого! — отозвался юноша. — Круто.

Он подал ей зазвонивший телефон, это была мама, она щебетала, она приедет, конечно, но вечером, она надеется, что все уже в порядке, это прекрасная больница и врачи, она в ужасе, но что-то уже не может отменить, ей позвонили, она была в шоке, все устроил папа, он гений, а что ее Асеньке, ее девочке, бедненькой привезти, она обязательно поговорит с врачом, она обнимает и надеется на лучшее.

«Лучше, чем Кириллу в кутузке, — подумала Ася, — и Азимову в гробу. Нужно поменьше есть, если я здесь надолго».

...Против Кирилла было заведено уголовное дело, несмотря на все дипломатические привилегии. Это было абсурдно и незаконно, но один раз включившись, дурная машина не собиралась останавливаться.

После трех суток ареста он попал в свою комнату в консульстве и ждал документов на выезд. Отец ничего не смог сделать, разве обещался встретить в аэропорту. Время подумать было. Кирилл прекрасно знал западное право и все свои права, теперь он узнал, чего эти знания стоят. Грош. Его адвокат, белобрысый канадец, вяловато перечислял ему детали дела и, похоже, не собирался его защищать.

Федор Михайлович проявил себя сволочью отменной. Именно благодаря ему Кирилла задержали на трое суток, притащили журналюг, и щелкнули его небритую рожу на третий день. Теперь в Интернете написали про него какую- то борзую ахинею и приклеили ярлык «золотой молодежи», которая позорит-де золотых отцов за границей и всю страну в целом. Очень по-советски. В импортном Интернете были более сдержаны, но лабуды понаписали больше.

В узкой комнатке, видимо, по-местному, камере, где он провел свой арест, по иронии судьбы валялась книжка Зиновьева с оторванной обложкой и началом, и Кирилл читал оборвыш в промежутках между вызовами, встречами с врачом и цветом полиции города Торонто. Его сфотографировали в момент чтения со вспышкой: отечное лицо, шрам на скуле, глаза смотрят вниз, то есть в книгу, но книги на фото не поместили и вышло — фото унылого юноши, который неудобно полулежит, опустив глаза вниз.

Как сюда попала эта полудиссидентская проза из прошлой жизни — непонятно. Он спросил у охранника, кто в этой комнате обычно сидит. Тот сказал, что это для русских, и книжек было больше, сейчас поубавилось, последний — год назад был, нелегал, ждал отсылки на родину, курил что-то из кисета, крутил самокрутки, молдаванин, а это в России или? — спросил веселый охранник. Ему было скушно.

— Да, — ответил Кирилл, выходя на солнышко. «Велика Россия. Если бы я писал роман, то уже глава сложилась бы... Так-то, господин Лири, не пора ли мне тестами заняться?» - грустно подумал Кирилл, он медленно, затаив зашнурованное медицинским корсетом дыхание, шел к машине с дипломатическим номером и отчаянно моргающим Венечкой за рулем. «Трусит он, что-ли?» Ходить было больно. Правда, за трое суток он попривык, и двигаться туго забинтованным стало полегче.

Гном, большой поклонник идей Лири, рассказывал ему, что тот однажды ловко досрочно освободился из тюрьмы, пройдя свой собственный тест. Кирилл тогда еще не знал, что девочка Ася заплатила за интерес к теме двумя часами реанимации, Игорь едва не сгорел в собственной квартире, Владлен, кажется, выстрелил в гражданина Японии, а Гном пропал сутки назад, уже узнавший обо всех этих злоключениях товарищей.

Кирилл вспомнил, как эмигрант Зиновьев взывал к западному обществу: «Где вы, грабители и убийцы! Ограбьте и зарежьте меня! А не то я сам от тоски кого-нибудь зарежу!» и как пришло это возмездие тютелька в тютельку при получении денег и билета в Париж. Мир ускорился. Что же такого пожелала тусовка разношерстных гениев угрюмому человечеству, что оно выплюнуло на них эдакую напасть? Карьера пошатнулась определенно, в консульстве он получил письмо от Игоря, лаконичное и невеселое. В нем не содержалось участливого «как ты?», и это почему-то давало надежду.

«Покой чьих трупов мы нарушили...? Неужто американе так ревностно охраняют свои секреты, что максвелловские демоны случайностей вползают и перекраивают жизнь любого заинтересовавшегося? А если так, то почему мы на них не работаем?»

Федор со злыми глазами, цедя сквозь зубы о позоре и доверии, вручил ему документы, и Венечка отвез его в аэропорт. Водитель все прятал глаза. Расспросить не смел, хотя они ехали одни, что было нарушением правил, но в русском консульстве вечно некомплект охраны и обслуги, а господа иностранцы, похоже, потеряли интерес к эпизоду. Бельгийке он напишет письмо — или просто так, или чтобы выяснить некоторые особенности предприятия. От жужжания моторов Кирилл в самолете провалился в сон, удобный впервые за трое суток. Ему снилось море, синее и тревожное, все в серых кораблях до горизонта.

В аэропорту отец мог бы грозно спросить: ну? И Кирилл бы не менее заносчиво ответил бы: баранки гну!

Отец вез его в офис. Спрашивал про чепуху и про здоровье. Ребра болели, Кирилл рвался заехать к Варваре Сергеевне, массажистке, которая сразу скажет про кости, связки и прочие нужные вещи. В «пробке» отец пересел к нему на заднее сиденье и, коротко улыбнувшись сказал: «С крещением! Наши мысли материальны, сынок! — ты не в Норильске, там их шаманы разгоняют и они поднимаются вверх, где теплее. Не хочешь надеть серьезные погоны? Что смотришь? Нашего ведомства, конечно. Там хотя бы получишь доступ ко всей этой своей роли японской личности в русской истории».