Соперницы - Нагаи Кафу

— Но послушай, что же все-таки стряслось?

— Вот быстрая какая! Но позавчера на вилле «Три весны» ты мне очень, очень помогла…

— Не пытайся задурить мне голову!

— Я же почти целую бутылку виски выпила! И сейчас еще голова кружится…

— Кома-тян, что ты надумала? Наша старшая сестрица волнуется за тебя, хоть и не показывает этого.

— Я и правда не знаю, как быть. Не хочется снова ошибиться. А эти сплетни о моем уходе уже надоели. Я просто в отчаянии…

— Сегодня вечером ты куда-нибудь идешь, у тебя уже есть уговор?

— Нет. От Ёсиоки с тех пор ничего не слышно, но наверняка скоро он появится. Меня мучает то, что я совсем не представляю, как ему ответить.

На лестнице послышались шаги. Это поднялась на второй этаж распорядительница дома гейш О-Сада. Ей было лет сорок пять или сорок шесть, и стройная спина, большие глаза, красивой формы нос на продолговатом лице говорили о том, что в молодости она не была в тени. Теперь волосы её поредели и надо лбом виднелась уже седина, однако обожженное обильным употреблением свинцовых белил лицо и манера носить кимоно её выдавали. По слухам, сначала она была проституткой в квартале Сусаки. Потом некоторое время у неё был муж, но он умер. В «Китайский мискант» она пришла семь лет назад по рекомендации посредников, её взяли служанкой для самой черной работы. Как раз к тому времени, когда она, по собственному рвению наблюдая и перенимая, постигла ремесло распорядительницы, предыдущая распорядительница была уволена за подделку счетов, и теперь О-Сада уже третий год занимала эту должность.

Комаё, взглянув в лицо О-Сады, подумала: «Стоило помянуть — и вот, пожалуйста…» Она решила, что её уже зовет господин Ёсиока, и невольно воскликнула:

— Это меня, О-Сада-сан?

— Нет, я к госпоже Кикутиё. Звонили из дома «Симпуку». А в шесть часов назначена встреча в «Мидория» — госпожа Кикутиё успеет?

Тон у О-Сады был такой, будто она одновременно и приказывала, и советовалась. Не дожидаясь ответа, она продолжала:

— Кимоно наденете то же, что и вчера, хорошо?

Кикутиё ничего не ответила, только поспешила в ванну.

Нельзя сказать, что Кикутиё и Комаё не ладили, но первая жила в этом доме давно, а с прошлого года, когда истек срок её контракта, стала уже получать и свою долю выручки. Кроме того, она имела важных покровителей — начальника отдела в каком-то министерстве и депутата парламента, богача из провинции. Только она стала в доме единственной заметной фигурой, как явившаяся позже Комаё снискала всеобщие похвалы и грозила составить конкуренцию — это не давало покоя сердцу Кикутиё и невольно проявлялось в её поведении. Комаё же, в свою очередь, тихонько над ней посмеивалась: мол, не тебе, толстощекой, задаваться!

Оказавшись между двух огней, некрасивая, но сообразительная Ханаскэ не занимала ничью сторону, но и не чуралась обеих. Она считала, что ей выгоднее к каждой подольститься, чтобы её лишний раз взяли с собой на банкет. Однако как-то так уж вышло, что по возрасту и полному невзгод жизненному опыту ближе ей была Комаё, и, если разговор заходил откровенный, они прекрасно понимали друг друга. Ханаскэ раньше была гейшей в квартале Ёситё, а потом покровитель её выкупил и сделал наложницей. Однако в конце концов он её бросил, и три года назад она пришла в Симбаси.

Когда господин Ёсиока заговорил с Комаё о том, что готов принять на себя заботы о ней, первым делом она стала советоваться с Ханаскэ. Ханаскэ сказала, что и сама отлично помнит, как это бывает, и принялась бесконечно повторять свою историю, заявляя, что в хорошее время мужчины хороши, а стоит поменяться их настроению — сразу становятся бессердечными. Это был сильный аргумент в пользу теории о мужском непостоянстве, которой Комаё всегда придерживалась. Отныне беседы двоих стали еще откровеннее, и они сошлись на том, что, пока есть возможность, надо зарабатывать изо всех сил и на мужчин не полагаться, чтобы в конце концов завести какое-нибудь маленькое дело и зажить спокойно, быть самой себе хозяйкой, — это ли не лучший расчет?

Комаё неуверенно себя чувствовала в роли гейши, когда вернулась из Акита и вновь стала ходить по гостиным. Ведь лет семь она не занималась своим ремеслом и к тому же провела эти годы в далекой провинции, поэтому стала на удивление замкнутой и несговорчивой. Она изо всех сил пыталась на банкетах казаться веселой, говорить всякую ерунду, а еще иметь терпение с денежными и выгодными клиентами. Однако ей с трудом удавалось пересилить себя и поддакивать любому и каждому, как в прежние времена, когда ей не было и двадцати. В её душе болью отзывались повадки нагловатой прислуги и хозяек чайных домов, которые только что не приказывали ей ложиться с гостем в постель. До сих пор ни одному клиенту, кроме Ёсиоки, она не согласилась прислуживать у изголовья. Ханаскэ же судила об этом со своей точки зрения, и её мнение было таково: не извлечь выгоду теперь означает нанести себе урон в будущем. При этом она горько сетовала: «Вот мне бы твою красоту!» Комаё же, у которой до сих пор не было ни особенной надобности в деньгах, ни, соответственно, смелости их зарабатывать, в одну ночь обрела и то и другое, энергия так и забурлила в ней.

После того как Кикутиё в большой спешке отбыла в заведение «Симпуку», Комаё и Ханаскэ, принявшие ванну после всех, переставили свои туалетные столики от фасадного окна, куда били закатные лучи, к маленькому оконцу на террасу для сушки белья. Дружно сидя бок о бок, они принялись наносить грим. Комаё вдруг сказала:

— Хана-тян, а ты в последнее время не встречаешься с тем господином — помнишь?

— С каким господином? — Ханаскэ как раз была занята трудным делом, она мучилась, распрямляя вьющиеся пряди на висках.

— Да тот наш гость в чайном доме «Тиёмото». Помнишь, я часто с тобой бывала у них, когда только-только появилась здесь…

— Господин Сугисима со своей компанией?

— Да-да, господин Сугисима. Что это за люди с ним были? Они из парламента?

Расчесывая волосы и внимательно разглядывая свое отражение в зеркале, Комаё ни с того ни с сего вспомнила вдруг краснолицего господина по имени Сугисима, который много раз приглашал её и даже пытался обхаживать, когда она вернулась к профессии гейши. А вдруг Ёсиока откажет ей в покровительстве, раз она не склонна пойти к нему на содержание? В таком случае ей уже надо думать не о том, что ему ответить. Надо искать вместо него кого-то другого, чтобы обеспечить продолжение тайных встреч с Сэгавой. Потому-то она и начала теперь заново перебирать в памяти всех тех клиентов, которые до сих пор откровенно имели на неё виды.

— Те гости были из Дайрэна — так мне помнится. Во всяком случае, у господина, о котором ты говоришь, своя торговля в Китае.

— Да? Так он что же, не живет здесь?

— Он всякий раз бывает здесь на Новый год и летом. Постой, но раз так… — он же этим летом ни разу не появился! Я его просила привезти нанкового атласа и узорного крепдешина. Я всегда его прошу, когда он туда едет. Потому что там товар добротный и дешевый.