Короткие интервью с подонками - Дэвид Фостер Уоллес

Плюс когда он покупал что-то новое или если прибирал тракторный сарай или чердак, частенько у папани оставалось что-то уже ненужное, что только место занимает и надо мусор сплавить, но это же та еще волынка – срываться до свалки или комиссионки в городе, – так что он просто звонил и размещал объявление в городской газете «Трейдинг пост», что отдаст за так. Хренотень типа дивана, или холодильника, или культиватора старого. В объявлении было: «Бесплатно, приезжайте и забирайте». Но даже так приходилось долго ждать, пока хоть одна душа позвонит, а это штука так и валялась на дорожке к дому и жутко бесила папаню, пока наконец какой-нибудь городской, а то и парочка сразу, не приезжали глянуть. И были они все такие дерганые, с лицами пустыми, как в покере, и вот водили они жалом, и тыкали ногой в эту штуку, и донимали: «Где взяли что случилось почему неймется сплавить». Качали головами, и спрашивали своих миссис, и ломались, и чуть папаню до греха не доводили, ведь он-то всего лишь хотел отдать старый культиватор за так и убрать с дороги, а теперь приходится тратить время и втюхивать этим. И однажды вот что он стал делать, если хотелось что сплавить: размещал объявление в газете «Трейдинг пост» и объявлял какую-нибудь дурацкую цену от балды, которую придумывал прямо во время разговора с «Трейдинг пост». Какую-нибудь дурацкую цену почти за так. «Старая борона с парой зубцов чутка ржавая $5», «Диван-кровать JCPenny желто-зеленая $10» и всё в таком духе. Тогда частенько народ стал позванивать в первый же день объявления в «Трейдинг пост», и приезжал из города и даже срывался откуда подальше, из других мелких городков, где тоже есть «Трейдинг пост», и люди тормозили, весь гравий с дорожки разбрасывали, и едва глядели на эту штуку, и начинали довлеть на папаню, мол, бери пять или десять баксов сразу, пока другой народ не купил, и если было что тяжелое, например диван, то я помогал грузить, и они тут же все забирали и срывались с места. И лица-то у них были другие, и лица их супружниц в грузовике, добрые все, и зубы тебе скалят, и миссис приобнимут, и папане делают ручкой, пока назад сдают. Радости полные штаны, что купили старую борону почти даром. Я спросил папаню, какой, значит, урок мы должны из этого извлечь, и он сказал, видать, горбатого могила исправит и отправил выгребать гравий из канавы, пока весь слив на хер не забился.

Ее бюстгальтер расстегивается. Его лоб разглаживается. Он думает встать на колени. Но знает, что тогда подумает она. Морщины сошли со лба из-за некоего откровения. Ее груди освобождаются. Он представляет своих жену и сына. Ее груди теперь ничем не ограничены. У ватного одеяла на постели тюлевая кайма, как маленькая кайма на пачке балерины. Это младшая сестра соседки по общежитию его жены. Все остальные ушли в торговый центр: кто-то за покупками, кто-то посмотреть кино в мультиплексе. У сестры с грудью ровный взгляд и легкая улыбка, легкая и томная, перенятая из СМИ. Она видит, как у него к лицу приливает румянец и разглаживается лоб от некоего открытия – так вот зачем она отпросилась от похода в торговый центр, вот смысл отдельных реплик, взглядов, растянутых моментов за уикенд, которые он списывал на свое тщеславие, воображение. Мы видим такие вещи в поп-культуре по дюжине раз на дню, но воображаем, что мы сами, наше воображение, безумны. Другой мужчина сказал бы, что видел, как ее рука двинулась к лифчику и освободила груди. У него слегка подгибаются ноги, когда она спрашивает, что он думает. Ее выражение – с 18-й страницы каталога «Виктория Сикрет». Она, думает он, из тех женщин, что не снимет туфли на каблуках, если попросить. Даже если она всегда снимала туфли, она ответит ему знающей, томной улыбкой, страница 18. Когда она поворачивается закрыть дверь, он на секунду видит ее в профиль: ее грудь – полусфера внизу, трамплинный изгиб наверху. Плавный полуоборот и толчок в дверь кажутся напыщенными от многозначительности: он осознает, что она повторяет сцену из любимого фильма. Перед мысленным взором – рука его жены на плечике сына, с почти отеческой нежностью.

Он даже не сам решает встать на колени – просто вдруг чувствует их вес. Из-за этой позы она может подумать, будто он хочет, чтобы она сняла белье. Его лицо на высоте ее трусиков, когда она идет к нему. Он чувствует ткань своих слаксов, текстуру ковра под ней, над ней, у коленей. Ее выражение – комбинация соблазнения и возбуждения, с оттенком легкой улыбки, чтобы показать искушенность, давно утраченные иллюзии. Это такое выражение, что выглядит сногсшибательно на фотографии, но становится нелепым, если долго держать его в реальности. Когда он складывает руки перед собой, становится очевидно, что он встал на колени помолиться. Теперь не перепутать, что он делает. Его румянец очень яркий. Ее груди перестают легко дрожать и покачиваться, когда она замирает. Она теперь на той же стороне кровати, но еще не рядом с ним. Его взгляд на потолок – просящий. Его губы беззвучно двигаются. Она в растерянности. Теперь она по-новому относится к своей обнаженности. Не знает, как стоять или смотреть, когда он так усердно глядит вверх. Его глаза не закрыты. Ее сестра и ее муж с детьми, а также жена и маленький сын мужчины поехали в гипермаркет на его минивэне «Вояджер». Она скрещивает руки на груди и быстро оглядывается: дверь, ее блузка и бюстгальтер, старинный туалетный столик жены испещрены солнечным светом, пробивающимся сквозь листья у окна. На миг она пытается представить, что творится у него в голове. У ножки кровати, из-под газовой каймы одеяла, едва выглядывают весы. Хотя бы на миг поставить себя на его место.

От вопроса, что она задает, его лоб морщится, он вздрагивает. Она скрестила руки на груди. Это вопрос из двух слов.

– Это не то, что ты думаешь, – говорит он. Его глаза не покидают пространства между ними и потолком. Теперь она осознаёт, как стоит, как глупо это может выглядеть через окно. Вовсе не от возбуждения твердеют ее соски. На ее лбу образуется озадаченная линия.

Он говорит: «Я боюсь не того, что ты думаешь».

И что, если она присоединится к нему на полу, так же умоляюще сложив руки: точно так.

А вот реально странная история. Пару лет назад, когда мне было 19, я готовился съехать из дома родаков и жить сам по себе, и однажды, пока собирался, вдруг нашло воспоминание, как в детстве отец один раз болтал членом у меня перед носом. Воспоминание пришло как гром среди ясного неба, но такое четкое и реалистичное, что я сразу понял, это правда. Я вдруг понял, что это действительно произошло, что это не сон, хотя и была в нем такая причудливая странность, как во сне. В этом внезапном воспоминании. Мне где-то 8 или 9, и я сижу один в гостиной, после школы, смотрю телик. Спустился и вошел в гостиную отец, и встал передо мной, типа между мной и теликом, ни слова не говоря, и я ни слова не говорю. И, ни слова не говоря, он достал член и как бы поболтал им у меня перед носом. Помню, дома никого не было. Кажется, дело было зимой, потому что в гостиной стоял холод, и я завернулся в мамин плед. Вот в чем где-то половина абсолютной странности случая, когда отец болтал членом у меня перед носом, – за все это время он не сказал ни слова (я бы вспомнил, если бы он что-то говорил), и в памяти не осталось ничего о том, каким было его лицо – ну, какое выражение. Не помню, смотрел он вообще на меня или нет. Помню только член. Член как бы завладел всем моим вниманием. Отец просто поболтал им у меня перед носом, не говоря ни слова, не добавив никакого комментария, встряхнул как в туалете, ну, как когда в туалете стряхивают, – но в то же время, помню, было в этом что-то угрожающее, даже унижающее, будто член был кулаком, который он сунул мне под нос, мол, поговори мне тут, и помню, я сижу, завернутый в плед, и не могу встать или отодвинуться от члена, и помню, что я только двигал туда-сюда головой, чтобы убрать его от лица (член). Это один из таких совершенно причудливых случаев, которые настолько странные, что они словно не происходят, даже когда происходят. Единственный раз до этого я видел член отца в раздевалке. Помню, как двигал туда-сюда головой, а сам не шевелился, и член как бы следовал за мной туда-сюда, и в голове мелькали самые причудливые мысли, типа: «Я двигаю головой, как змея» и т. д. Это был не стояк. Помню, что член был чуть темнее, чем тело, и с большой уродливой веной на боку. Маленькая дырочка на конце казалась узенькой и злой, и она открывалась и закрывалась, когда отец болтал членом, угрожающе целясь им мне в лицо, куда бы я не отодвинулся. Такое воспоминание. И после этого (после воспоминания) я бродил по дому родаков как в тумане, как типа оглушенный, вообще не в себе, но никому не говорил, ничего не спрашивал. Я знаю, что это был единственный раз, больше отец ничего подобного не делал. Я это вспомнил, когда упаковывал вещи, обходил магазины в поисках старых коробок для переезда. Иногда я в шоке бродил по дому родаков, очень странно себя чувствуя. Все думал о внезапном воспоминании. Входил в комнату родаков, потом спускался в гостиную. В гостиной вместо старого телика стоял домашний кинотеатр, но мамин плед еще был на месте, раскинутый на спинке дивана, когда им не пользовались. Тот же плед, что и в воспоминании. Я все пытался понять, зачем отец так сделал, о чем он думал, что он этим как бы имел в виду, и пытался вспомнить, что у него было за выражение или эмоция на лице.