Безмятежное зло - Яна Розова

Оставалось только разговорить собеседника. Вспомнив простое правило «Хочешь что-то узнать – рассказывай сам», Феня разоткровенничалась, живописуя трагедию в горах: как она увидела убийцу, как увидела Вадима, что происходило дальше.

Бескаравайный слушал, глотая слезы, иногда закидывая голову, чтобы не позволить тяжелым каплям покатиться по щекам. Постепенно успокаивался, посматривая на Феню, и даже кивал в такт ее словам, а вскоре и заговорил…

На обратном пути в Гродин Феня поздравляла себя с победой. Пусть она не приблизилась к убийце, зато – нашла ответ на собственный вопрос: почему Кокарев, оставив пожилую любовницу, завел молодую жену. Ответ оказался прост: за своими нестандартными, вызывающими пересуды отношениями с женщинами, он скрывал долгую истинную страсть к мужчине. Причем, почти двадцать лет!

Феня восхищалась хитроумием Вадима – Одиссей курит в сторонке! Он афишировал свой роман с женщиной старше его на много лет, подсовывая лакомый кусок всем любителям сплетен. Ему мыли кости, его обсуждали на каждом углу, он стал притчей во языцех – зато свою истинную любовь сохранил в тайне! А когда Мария Ивановна решила прервать их отношения, Кокарев сумел снова возбудить горячий общественный интерес к своей личной жизни, женившись на своей студентке. Новая ширма скрыла старый секрет.

И все эти годы почти каждые выходные Вадим уезжал «в горы», но не добирался до Домбая, а встречал на дороге возле поворота на поселок Энергетиков любимого мужчину и отправлялся с ним в уединенные природные уголки ради нескольких часов свидания.

Иногда ему приходилось доказывать свое увлечение лыжами – тогда он ездил в горы с женой, притворялся, что наслаждается процессом, умело маскируя свое желание бросить весь этот балаган, чтобы остаться навеки в поселке Энергетиков.

Недаром Мария Ивановна описывала их любовь, как чувство исключительно духовное. Изображать в постели страсть к женщине Вадиму было непросто, а вот все остальное у него получалось просто замечательно.

Вся эта история в духе «Горбатой горы» показалась Фене не слишком яркой и драматичной – все, как и у всех, только однополярное. Кокарев и Бескаравайный учились в одном классе. Летом после девятого года обучения они со сверстниками отправились в туристический поход. Что уж там было на душе у обоих до того момента, как Димка и Вадик оказались ночью вдвоем в одной палатке, Феня могла только предполагать, но стоило им остаться наедине, как оба поняли, чего им хочется. Так начались эти отношения.

О внешней стороне жизни Вадика Дима знал все. Любовники имели привычку обсуждать женщин Кокарева. О Марье Ивановне они говорили по-доброму – Кокарев, в определенном смысле, любил и уважал ее. Дима клялся, что они ни за что не позволили бы ей узнать правду именно потому, что такая правда ранила бы ее.

А вот Ладу Бескаравайный невзлюбил. Сначала Феня решила, что он ревнует, ведь Лада была красоткой, Вадим проводил с ней дни и ночи, так что можно было бы и заревновать. Седина в бороду, так сказать, бес – в ребро. Но Феня ошиблась. Бескаравайный считал ее недостойной составлять даже липовую пару его прекрасному другу. Вадим рассказывал о Ладе, как о девушке жадноватой, с дурным вкусом и не слишком хорошо воспитанной. Она требовала, чтобы свою любовь Вадим подтверждал дорогими подарками, а иначе Лада организовывала ему жутчайшие обструкции – с дикими скандалами и недельными бойкотами. В таких условиях Вадим не мог работать, а ему надо было вовремя сдавать статьи в журналы, готовиться к лекциям, читать рефераты своих студентов. В итоге он откупался от жены какими-нибудь побрякушками.

С каждым месяцем претензии Лады росли, словно кусты амброзии на солнечной полянке. После украшений потребовалась шуба, потом – поездка за границу, а недавно она возжелала машину.

Кокарев сожалел, что связался именно с Ладой, ведь мог выбрать кого-то более человечного. Отношения между супругами с каждым днем портились…

По дороге назад Феня снова читала Кинга, а прибыв в свою любимую квартирку, позвонила Валерке и рассказала ему о своих открытиях.

Валерка ворчал на Феню за самодеятельность:

– Надо было мне сказать, что ты едешь к новому свидетелю!

– Ага, – согласилась Феня. – Но теперь поздно об этом говорить.

– А о чем теперь говорить не поздно? – Подозрительно спросил Валерка.

– Давай, с Марией Ивановной встретимся. Интересно, как она с Хвостовым пообщалась?

Тушкан поднял бровь: идея была неплохая – Мария Ивановна могла бы подсказать, к какой версии склоняется официальное следствие.

Через полчаса Феня и Валерка уже стояли у квартиры Марии Ивановны. Феня нажала на кнопку дверного звонка. Трели разнеслись по квартире, но ничьих ушей, видимо, не достигли. Феня набрала номер мобильного телефона Марии Ивановны. Телефон подал голос из-за двери.

Коллеги переглянулись.

Детектив набрал номер Олега Кокарева. Парень отозвался, сказал, что не ночевал дома, но сейчас приедет.

Валерка нехотя позвонил Хвостову. Сотрудники полиции прибыли через полчаса, и до их приезда детективы скучали под дверью. Почти следом за полицией явился и Олег.

…Он отпер дверь, но внутрь квартиры его не пустили. Сначала вошли полицейские, за ними – Валерка. Феня попала в спальню Марии Ивановны следом за Кокаревым-младшим. Из-за такой очередности Феня позже всех увидела тело Марии Ивановны, но зато первой – лицо ее сына. Увидев мать, он сначала ахнул, а потом – громко выдохнул и отошел в сторону, словно бы происшествие к нему отношения не имело. Фене показалось – чувства его обуяли самые противоречивые: может, ужас и облегчение, а может – злорадство и раскаяние. Еще возникла версия, что Фене все это мерещится, так как в коридоре было темновато.

Мария Ивановна лежала на своей кровати – спокойная и мертвая, что подтвердил и врач из скорой, которого вызвали полицейские.

– Самоубийство? – Спросил Хвостов, как и прежде напоминавший земноводное, только что вылезшее из замшелого пруда.

– Возможно. Отравление.

Врач указал на постель за телом бедной Марии Ивановны, на шелковом покрывале подсыхали остатки рвотных масс.

Тело унесли.

Олег вышел на балкон и закурил. Феня юркнула следом за ним, для приличия тоже прикурила сигарету. Она никак не могла сообразить: с чего начать разговор, но Олег сам его начал:

– А правда, что Ладка сказала, будто я Вадика прирезал?

– Я не в курсе, – ответила Феня.

Она надеялась узнать что-нибудь интересное, но сейчас ощущала только стойкую тошноту при виде маленького личика парня и его наглых глаз.

«Крыска! – Определила про себя Феня. – Он просто Крыска!».

Крыска же продолжал вещать:

– Мне один мент сказал, что она наняла твоего приятеля специально, чтобы меня в тюрьму упечь. Но ты имей ввиду: у меня на время смерти матери есть алиби! А Ладка… она же мою мать ненавидела, да и Вадик ей уже надоел. Она и сама…