В августе 41-го. Когда горела броня - Иван Кошкин

Отношения у Волкова и Светлякова не сложились с самого начала. Лейтенант не знал, что послужило тому причиной, но комбат невзлюбил его сразу. Возможно, дело было в медали «За отвагу», которая красовалась на груди у ротного. Лейтенант получил ее за то, что сутки пролежал на снегу среди надолбов в январе 40-го. Его батальон, атаковавший белофинский ДОТ, откатился назад, едва противник открыл огонь. Никто и не заметил, как командир одного из взводов упал, раненный в бедро. Волков очнулся от холода — галифе смерзлись от натекшей крови. Лейтенант подполз к убитому бойцу и штыком срезал с того шинель, чтобы обмотать раненую ногу, затем проверил винтовку и пистолет. Больше всего он боялся того, что финны возьмут его живым. К вечеру похолодало, и Волков почувствовал, что скоро замерзнет насмерть. Пробираться к своим было бесполезно — прежде чем начать атаку, батальон полночи преодолевал широкую полосу вырубленного перед ДОТом леса. С раненой ногой, ослабевший от потери крови, он не прополз бы по засекам и ста метров. Только отчаянием и временным помешательством, вызванным потерей крови, можно объяснить то, что Волков пополз в сторону ДОТа. Главный бункер прикрывался несколькими бетонированными пулеметными гнездами, и он рассудил, что если захватить одно из них, у него, по крайней мере, будет укрытие от ветра. К тому времени, когда лейтенант добрался до первого бетонного колпака, он уже едва двигался. Отдышавшись, Волков сунул в амбразуру гранату и, откатившись, стал ждать взрыва. Взрыва не последовало, более того, финны почему-то на гранату никак не отреагировали. Полежав немного в снегу, лейтенант обполз бункер и убедился, что тот пуст — броневая дверь была открыта настежь. Недолго думая, Волков забрался внутрь, закрыл дверь и принялся осматриваться, финны оставили позицию. Лейтенант прикрыл амбразуру бронезаслонкой и провалился в забытье. Очнулся он уже в госпитале. Оказалось, что после неудачной атаки командование подтянуло тяжелую гаубицу, которая с десяти выстрелов разбила главный ДОТ, после чего уцелевшие белофинны в полном порядке покинули укрепление. Разведка обнаружила это только ночью. Получалось, что лейтенант Волков, будучи раненным, в одиночку захватил пулеметное гнездо. Чтобы как-то затушевать тот неприятный факт, что полк в течение четырнадцати часов топтался перед покинутым ДОТом, комдив представил Волкова к медали.

У Светлякова медали не было, и «Отвагу» комроты-2 он, похоже, считал личным оскорблением. Несмотря на то что объективно вторая рота в ходе обучения была одной из первых по всем показателям, капитан неоднократно в рапортах командиру полка указывал, что Волков плохо готовит бойцов. После четвертого или пятого рапорта комполка приехал на стрельбище и понаблюдал за тем, как рота уверенно выбивает нормативы. Ничего не сказав, командир полка уехал обратно, а вечером жестоко накрутил Светлякову хвост. Волков, естественно, при этом не присутствовал, но уполномоченный 3-го Управления лейтенант Архипов со смехом рассказывал, как интересно менялся цвет лица комбата во время разноса.

Надо сказать, что с уполномоченным лейтенант поддерживал некое подобие дружбы. Несмотря на свою должность, Архипов был человек, в общем-то, незлой. Однако, как и положено хорошей ищейке, нюх и хватка у него были выдающиеся, в чем Волков вскоре убедился при весьма неприятных обстоятельствах. Значительную часть полка составляли не служившие в армии мужики лет под тридцать. На пятую ночь несколько человек выбрались из расположения и отправились пешком в город. В три часа ночи лейтенанта поднял один из караульных. Следуя за бойцом, комроты-2 подошел к забору, шедшему по периметру учебного лагеря. У забора Волков застал весьма неприглядную картину: шестеро бойцов переминались с ноги на ногу под дулами винтовок часовых. Вдоль забора размеренно ходил Архипов. Увидев лейтенанта, уполномоченный нехорошо обрадовался.

— Здравия желаю, — вскинул руку к пилотке Волков и покосился на задержанных.

— Здравствуйте, товарищ лейтенант. Ваши орлы? — Архипов кивнул на бойцов у забора.

— Не уверен, — честно призвался комроты-2. — Я их еще не всех запомнил.

— Ну, они утверждают, что из второй роты. — Старший лейтенант почесал подбородок и как-то жестко посмотрел на собеседника. — Так что делать будем, товарищ лейтенант?

— Как что? — удивился Волков. — Под арест…

— Арестом тут не отделаешься, — уполномоченный посмотрел на восток, где небо потихоньку начало светлеть. — Это, вообще-то, оставление части в военное время. Давайте-ка отойдем, товарищ лейтенант, надо поговорить.

Они отошли шагов на двадцать, задержанные провожали командиров тревожными взглядами.

— Значит, так, — Архипов достал из кармана мятую пачку папирос, вынул одну и закурил. — По-хорошему, я должен их арестовать и сообщить о ЧП по команде. В этом случае твоих субчиков скорее всего ждет трибунал.

— И что? — Волков похолодел.

— А ничего, — старший лейтенант глубоко затянулся. — Поскольку они первые попались, думаю, получат на всю катушку. Чтобы другим неповадно было.

Ротный резко развернулся и почти бегом бросился к красноармейцам.

— Вы… — вздохнув, он взял себя в руки. — Вы какого черта в город поперлись?

Бойцы молча переглянулись. Самый здоровый, ражий мужик ростом под метр девяносто, с темными от въевшегося масла руками, гулко пробормотал:

— Мы, товарищ лейтенант, это… Тут, ну, заводской поселок… Он отсюда в двух километрах будет, — он замолчал, словно стесняясь, затем махнул рукой. — В общем… К женам мы ходили. Что такого-то?

— К женам? — Волков не знал, плакать ему или смеяться. — Я вам скажу, «что такого-то»! Вам трибунал светит!

Отвернувшись от ошалевших бойцов, он вернулся к уполномоченному.

— Ну, ты все слышал? — спросил комроты-2.

— Слышал, слышал. А теперь давай посмотрим на это дело вот с какой стороны, — Архипов метким щелчком отправил окурок в ящик с песком. — Тут у нас три учебных батальона, две тысячи триста двадцать пять человек. Большинство — из города. Чуть не половина — женатые. Понимаешь, куда я клоню?

— Я за них поручусь, — внезапно сказал Волков.

— Что? — не понял старший лейтенант.

— Я за них поручусь, — повторил ротный.

— Тогда уж за всю роту, — усмехнулся Архипов. — Ладно, давай попробуем, может сработает воспитательная сила коллектива.

Они подошли к задержанным.

— Значит, так, товарищи несостоявшиеся дезертиры, — жестко сказал старший лейтенант. — По-хорошему, трибунал по вас плачет, но ваш ротный решил взять вас на поруки. В случае повторения подобных инцидентов под трибунал пойдет он. Понятно?

— Есть! — крикнул за всех рослый рабочий.

— Разойтись! — скомандовал старший лейтенант.

Бойцы бегом бросились к своему бараку, Архипов повернулся к Волкову:

— Я не шучу, имей в виду.

— Есть, — мрачно ответил лейтенант. — Я понимаю.

Больше из второй роты никто не бегал, правда, в течение недели несколько человек ночью упали с верхних коек и наставили на лице синяков. Так, по крайней мере, изложил это ротному боец Шумов, тот самый здоровяк-рабочий, что попался тогда уполномоченному. Второе столкновение у Волкова с Архиповым состоялось буквально через несколько дней. По результатам первой недели лейтенант назначил временно исполняющих обязанности командиров отделений и взводов. Командиром первого взвода стал Андрей Васильевич Берестов, невысокий человек лет сорока с удивительно спокойным, мужественным лицом и абсолютно седой головой. До мобилизации он работал бухгалтером на торфозаготовках. Берестов сразу показал себя умелым бойцом — он отлично стрелял, умело метал гранаты и для своего роста и возраста был необыкновенно силен и вынослив. На вопрос лейтенанта, где он приобрел такой опыт, Андрей Васильевич сдержанно ответил, что воевал в Гражданскую. Волков составил рапорт и передал его по команде. Буквально через час его прямо с плаца вызвал к себе Архипов. Предчувствуя нехорошее, комроты чуть не бегом явился к уполномоченному и осторожно постучал в дверь кабинета.