Валеркин декабрь - Екатерина Бердичева

мешал лишь больничный антураж, призрачность собственной дочери и мой внушительный гипсовый вид. Но тут из ступора вышел Кирилл. Он отлепился от моей руки, посмотрел на меня и зарыдал. Басом. Громко. Потом встал и, возя рукавом по сопливому носу, потопал к Машкиной родительнице.

— Тетечка, — с надрывом заголосил он, — Валерке так больно, так больно! Он встать не может! И писать хочет! Тетечка!!! Помогите!

Машкина мать обвела шальным взглядом палату и вымелась наружу вместе с Васенькой. Я улыбнулся, а Кирюха деловито утер сопли и спокойным голосом сообщил Машке:

— Ты в подъезде на лестнице живешь. И ко мне ходила, когда я болел!

— Точно, — потрясенно произнесла она. — Маленький мой! Спасибо!

— Ага, — кивнул тот и опять прилепился к моей руке.

И тут вернулся Алексей. С кучей бумажек и моей довольной мамой.

— Валера! — объявила она мне. — Ты поживешь у этого господина, — кивнула в сторону Алексея, — пока не выздоровеешь. Не торопись, ты нужен мне целым и невредимым. — Улыбнувшись, она помахала рукой. — Кирилл, идем!

Тот замотал головой, отошел от меня и опять вцепился в Алексея. Мать разозлилась и резко рванула его за рукав. Рукав треснул, Кирюха заорал. Наш благодетель подумал и попросил маму:

— Подождите пожалуйста снаружи, я хочу поговорить с этим молодым человеком наедине!

Мать вышла, Кирилл умолк и внимательно уставился своими карими глазенками на лично им выбранного папу.

— Послушай меня очень внимательно! — Алексей взял его ручонки в свои. — Твой брат болен, и эта девушка тоже очень больна. Сейчас у меня не будет свободного времени, потому что я работаю, а вечером буду заниматься только с ними. Но в выходные смогу забирать тебя к себе. Если, конечно, не возражаешь. Ну как, согласен?

— Ты даешь честное слово? — спросил умный братец.

— Да, Кирилл, даю.

Кирюха торжественно его обнял, потом обнял меня, следом Машку и вышел из палаты.

— Фу-ух. — Алексей вытер лоб и подошел к Машке. — Ты эвакуируешься первой. — Он завернул ее в одеяло, легко подхватил на руки и вынес из палаты. Через полчаса таким же образом больницу покинул и я. Только со мной ему было значительно тяжелее: гипс-то весит о-го-го!

Всю обратную дорогу мы болтали, хохотали и пели. Машка — шепотом, а щенок — лаем.

Когда мы въехали на территорию, где стоял коттедж, оказалось, что там стоят еще две чужие машины.

— Сослуживцы. Приехали помочь. — объяснил нам Алексей.

К нашему джипу Наденьке подошел здоровенный мужик. Алексей вылез и пожал ему руку. Затем выпрыгнул наш щен Ноки и его облаял, вроде как тоже поздоровался. Машка лежала сзади на подушках, смотрела на дом и блаженно улыбалась.

Откуда-то из-за дома вынырнули мужчина и женщина. С мужчиной хозяин поздоровался за руку, женщину поцеловал в подставленную щечку.

— Это что? — Нахмурилась подружка.

— Да родственники какие-нибудь. Ему же надо помочь и мебель переставить, и нас перетащить!

Маша оценивающе на меня посмотрела:

— Ты бы и сам допрыгал. А я — легкая!

Дверки нашей машины раскрылись и нас, наконец, достали. Только подумать, еще сегодня утром мы тут скакали бесплотными призраками! А сейчас тащат недвижимыми и даже очень материальными тушками.

Когда нас усадили в гостиной и затопили камин, встретившие нас люди представились:

— Егор! — Прогудел большой мужчина и пожал нам руки. — А это наши друзья Николай и Наташенька!

— Валера. — Кивнул я головой. — Это моя соседка Мария.

Наташенька с милой улыбкой оглядела всех нас.

— Вы, наверное, такие голодные! — Опустив глазки, она упорхнула на кухню. И там скоро что-то зашкворчало. Егор, Николай и наш хозяин расселись по диванам рядом с нами и стали напряженно думать, куда же нас определить, чтобы мы могли общаться, не бегая по ступеням. В конечном итоге, большую столовую, примыкавшую к кухне на первом этаже, отдали нам, разделив ее пополам высоким и длинным гардеробом. Туда же спустили со второго этажа кровати. Потом Наташенька всех нас накормила обедом, (Машка похлебала только бульон), и наши помощники стали разъезжаться. Первым уехал Егор. Он хлопнул Алексея по плечу, пожелал удачи и сказал, что за три дня он может не беспокоиться. Николай с Наташенькой задержались дольше, но Машка раскапризничалась и заснула прямо на диване. И Алексею ничего не оставалось, как проводить их с благодарностями.

Наш хозяин устало сел на диван рядом с Машей и закрыл глаза.

— Вы не переживайте за нас! — начал я. — Мы постараемся встать на ноги как можно быстрей! Вы мне только костыли купите, а я все по дому сделаю: и приготовлю, и уберу.

Я напряженно смотрел на хозяина: не жалеет ли он о своем поступке? Все-таки два больных человека — это такая обуза! Алексей, не открывая глаз, мечтательно улыбнулся и сказал:

— В доме, кроме теней, поселились люди! Хорошо!

Тут Ноки, напоминая о себе, с разбегу приземлился на его колени.

— И собаки тоже! — добавил он.

В камине потрескивал огонь, приглушенным светом мягко светилась люстра. За окнами опустились синие сумерки. В них спрятались небольшие кусты вдоль забора и высокие колючие стражи.

Алексей открыл глаза и достал телефон:

— Анна Михайловна, здравствуйте!.. Узнали? Рад. Вы как сейчас, заняты, свободны? Да. Требуется Ваша неоценимая помощь и моральная поддержка. Нет. Не мне. Воспитанникам. — Он посмотрел на меня. — Мальчику и девочке. Не-ет. Они большие. Старше. Вот, завелись как-то… Приедете, расскажем! Да? Тогда завтра. Нет, я Вас днем заберу, где-то в час. Устроит! До свидания! — он опустил руку. — Ну вот, с Мери Поппинс я договорился. Осталось купить вам лекарства. И много-много продуктов.

— А кто она, эта Анна Михайловна? — тихонько спросил я.

— Это, Валера, замечательная женщина. Она мать Нугзара, моего друга.

— Того, с кем Вы тогда ехали? — осторожно спросил я.

— Нет. Но он тоже был нашим однополчанином. И тоже погиб. Когда я вернулся с Кавказа с дыркой в легком и умирал в больнице, она нашла меня и взяла к себе. Лечила тело и душу. Потом жила со мной здесь, пока я не встал на ноги.

— А почему она уехала от Вас?

— У нее есть младший сын, он только женился. Она живет с ним и помогает. Но не отказывает в помощи нам, его бывшим сослуживцам. Она — врач, хоть давно на пенсии.

— А она русская? Или Вы ее зовете так?

— У них была очень добрая и теплая интернациональная семья. Отец Нугзара, Энвер, познакомился с Анной Михайловной, тогда еще Аней, на каком-то общероссийском слете врачей, бывало раньше такое, и вот море, солнце, пальмы и теплое южное небо сделали свое удивительное дело. Они полюбили