Если он поддастся - Ханна Хауэлл

Брент неожиданно улыбнулся. Разумеется, все это тоже будет принадлежать Уорлокам и Вонам. Постучав в парадную дверь, он пришел к выводу, что стоило присмотреться к заброшенным участкам по соседству с аристократическими районами, чтобы потом благоустроить их и сделать привлекательными для представителей знати. Это будет чрезвычайно выгодное вложение…

Граф очень удивился, когда, прервав течение его мыслей, дверь открыла сама хозяйка.

– Так вы заходите или нет? – Олимпия жестом пригласила их в дом и захлопнула за ними дверь.

– Я не могу оставаться здесь, и вы прекрасно об этом знаете, – заявил Брент, а Пол в это время принимал его плащ, шляпу и трость.

– Но вам больше негде остановиться, верно? – Не дожидаясь его ответа, баронесса добавила: – Пройдемте в гостиную. Энид сейчас подаст чай с бисквитами, и мы сможем поговорить.

Это будет очень неловко: рассказать ей о том, что с ним произошло, но Брент покорно последовал за хозяйкой, предчувствуя, что такая ситуация ее совсем не удивит. А она ведь наверняка знала все заранее! Почему же скрыла это от него?! Впрочем, едва ли ей было удобно говорить с ним о том, что он превратился в человека, которого не хотели видеть у порога своих домов респектабельные лондонцы. Но если так, то можно ли на нее положиться?

Краем глаза Брент заметил, что Томас тотчас направился в сторону кухни. Похоже, Энид избалует мальчишку, как уже давно баловала Мэри. Брент очень надеялся, что ему удастся разыскать сестру девушки – вторую тетку Томаса, которая исчезла примерно в одно время с Тедом и Питером.

К тому времени, когда подали чай с бисквитами и они с Олимпией снова остались одни, граф уже был готов обсудить унижающий его факт – ему негде жить. И в этом некого было винить: Брент понимал, что у него и права такого не имелось, – только самому себе он обязан тем, что повсеместно стал нежелательной персоной. Хотя если хорошенько подумать и спокойно оценить последствия собственной распущенности, то станет ясно: эти последствия не подразумевали полный запрет на его контакты в обществе, членом которого он являлся от рождения. В конце концов, он ведь относился к самым желанным английским джентльменам: холост, с титулом, без долгов и даже напротив – с внушительным годовым доходом. В его пользу говорило и то, что он молод, здоров как бык и при всех зубах.

– Что вас так развеселило? – спросила Олимпия.

Брент сообразил, что улыбнулся своей последней мысли, и ответил:

– Я как раз подумал: что же нужно было такого натворить, чтобы ни одна мамаша не захотела видеть меня мужем своей дочки?

– Ах, ну да, конечно… – Олимпии очень не понравилось его упоминание о других женщинах, и это ее встревожило.

– Такое впечатление, что в последние годы я просто ужасно себя вел, – продолжал граф. – Никто не хочет открыть передо мной дверь своего дома.

Олимпия опустила чашку на стол. Чтобы подавить внезапное желание подойти к графу и погладить по волосам, она сложила руки на коленях и внимательно посмотрела на него.

– Вы слегка увлеклись кутежами и распутством и сделали это достоянием гласности, но так поступают многие джентльмены. Я не верю – и никогда не верила! – что вы отметились чем-то совсем уж немыслимым, чем-то совершенно недопустимым.

– Но тогда почему же передо мной закрыты все двери?

– Ну, возможно… – Олимпия внезапно замолчала, пытаясь придумать, как выразить свою мысль, чтобы не сделать собеседнику больно.

– Возможно, о моем поведении говорили слишком уж плохо, но так как это исходило из уст близкого мне человека, то никому и в голову не приходило усомниться в правдивости всех этих россказней.

Олимпия поморщилась.

– Да, именно об этом я подумала, когда слухи о вас стали распространяться в нескольких гостиных.

– Слухи о чем?

– Это не важно. – Ей и впрямь не хотелось повторять сплетни.

– Для меня важно. Ведь именно мне предстоит опровергнуть эти слухи.

– Про вас говорили… В общем, якобы вы принадлежите к тому же сорту людей, что и Минден, – сказала Олимпия и тут же увидела, как граф побледнел.

– Моя мать, судя по всему, хорошо потрудилась, – проворчал Брент, и Олимпия не стала спорить по этому поводу. – В результате передо мной не просто закрыли двери. Никто даже не заикнулся о том, чтобы предоставить мне комнату или дом. Интересно, в чем именно мать меня обвинила? У Миндена ведь столько грехов… И если брать его за образец нечестивой жизни, то ей было из чего выбирать.

– Я думаю, вы скоро обо всем узнаете. Ведь если это нечто ужасное, то найдется огромное количество желающих донести слухи до ваших или моих ушей. Но я-то не стану их слушать.

– И верить им не станете?

– Разумеется. Я знаю всех ваших верных друзей, Брент. Они никогда бы не стали иметь ничего общего с человеком вроде Миндена. Следовательно, вы жертва клеветы. А что касается того, где вам остановиться в Лондоне, то можете не переживать по этому поводу.

– Я не уверен, что оставаться под вашей крышей – правильное решение. И не только потому, что мое имя настолько запятнано, что даже мимолетное общение со мной может иметь печальные последствия. – Брент понимал, что оставаться действительно не следовало. И не только из-за того, что пострадало бы ее доброе имя. Слишком уж ему хотелось находиться поближе к ней, как, например, сейчас… Сидеть и смотреть, как она пьет чай, как откусывает маленькие кусочки от бисквита, – это было для него мукой… и наслаждением. Пусть и не обделенный женскими ласками, он вдруг сообразил, что давно не испытывал этого волнующего душу наслаждения от созерцания женщины, которая занимается какими-то совсем простыми делами.

– Да, это правда. Несправедливо, зато правдиво.

– И даже то, что вы вдова, ничем тут не поможет, – добавил Брент.

Олимпия уловила легкую досаду в его темно-серых глазах и нахмурилась. Он явно считал, что она что-то скрывала от него. В известном смысле так и было. Ей очень не нравилось вспоминать про свой быстро закончившийся брак. И уж тем более – говорить о нем. Однако в своем нежелании обсуждать собственное прошлое она не видела ничего особенного.

– Я вас понимаю. Тогда можете занять соседний дом, и никаких слухов не возникнет. Сейчас этот дом стоит пустой, потому что его заново отделывают для Аретаса с молодой женой. Но жить там можно. Молодые супруги не появятся здесь еще несколько месяцев, так что занимайте их дом, а потом не торопясь подыскивайте себе другое жилье.

– Мне это подходит. Но вы уверены, что ваш брат не станет возражать?

– Уверена. Там, по-моему, еще надо переоборудовать кухню. Правда, для вас это не создаст неудобств, потому что обедать и ужинать вы будете вместе с нами.

– Олимпия, вы исключительно любезны. Только мне кажется, что со стороны будет плохо выглядеть, если я стану ходить к вам постоянно.