Граница безмолвия - Богдан Сушинский

— Штабс-капитан Кротов, командир группы сибирских стрелков, — по-русски представился крепко сбитый, коренастый Гауптман, на славянском лице которого предки оставили ярко выраженные свидетельства многовекового «монгольского ига».

Несмотря на то, что у него был чин капитана вермахта, он по-прежнему именовал себя штабс-капитаном[19], отдавая таким образом дань памяти тому дню, когда он, тогда еще юный поручик, получил этот внеочередной чин по личному приказу Верховного правителя России адмирала Колчака. За проявленные находчивость и храбрость.

— Сколько у вас людей, штабс-капитан? — тоже на чистом русском спросил Готтенберг, вызывая этим удивление у Хоффнера, чьи познания русского ограничивались двумя десятками фраз.

Впрочем, начальник аэродрома знал, что среди офицеров абвера и СД оказалось немало выходцев из Прибалтики, так называемых «прибалтийских немцев», которые всегда ценились руководителями разведывательно-диверсионных служб за свою «германскую кровь, круто замешанную на русском характере», а главное, за знание русского языка и русских обычаев.

— Пока что девять бойцов, однако все — из бывших чинов армии Колчака и коренных сибиряков. К тому же все из сибирских дворян, из «таежных аристократов», как называли их офицеры-петербуржцы. — Завтра должны прибыть еще пятеро, среди которых трое инородцев, из тунгусов, владеющих тунгусским и ненецким языками.

— Замечу, что эти люди нам очень пригодятся, штабс-капитан, — молвил Готтенберг. — Именно они, как никто иной.

— Неужели действительно придется десантировать людей и грузы далеко за Уралом? — выслушав их, пожал плечами Хоффнер, который все еще не в состоянии был смириться с таким диверсионным размахом высшего командования. — Кажется, это уже выходит далеко за пределы плана «Барбаросса».

— Зато предписано планом операции «Полярный бастион», — отрубил оберштурмбаннфюрер СС, переводя взгляд на терпеливо дожидавшегося своей очереди командира егерей.

— Обер-лейтенант Энрих, — представился тот. — Под моим командованием — два отделения егерей из горного корпуса «Норвегия»[20]. Все имеют опыт войны во Франции и Польше, а также недавних операций против сил сопротивления в северных районах Норвегии. Шестеро из моих бойцов — норвежцы из Тромсе, из молодежной организации норвежских национал-социалистов.

— Хотите сказать, что зауральскими морозами их не запугаешь?

— Для большинства моих солдат Заполярье — естественная среда обитания.

Услышав это, Готтенберг нервно повел плечами. Жизнь складывалась так, что в северных широтах ему пришлось провести множество дней, однако смириться с морозами и вьюгами он так и не сумел. Мужественно воспринимать их — да, этому он научился, но воспринимать их в виде «естественной среды обитания» — увольте! Однако вслух произнес:

— Прекрасно, обер-лейтенант. Будем надеяться, что она же станет и естественной средой войны. Говорят, что и сами вы не так давно принимали участие в какой-то полярной экспедиции.

— Точнее будет сказать: в двух полярных экспедициях.

— Солидно. Как это вас угораздило?

— По первому своему образованию я геолог, специализирующийся по полярной геологи. Как вы уже поняли, экспедиции были секретными. А поскольку с русскими мы все равно уже воюем… Это были экспедиции в тыл русских: на Новую Землю и Землю Франца-Иосифа.

— Но посылали-то вас, надеюсь, не для того, чтобы собранные вами камешки и куски горной породы передавать русским?

— Никак нет, господин оберштурмбаннфюрер. Эти экспедиции имели прямое отношение к нашему нынешнему заданию. Нужно было подбирать места для особо секретных баз.

— Вот как?! — с уважением повел подбородком Хоффнер, окончательно убеждаясь в том, что группу «Викинг» берлинское командование формировало не наспех, тщательно подбирая людей и с полным пониманием особенностей войны за полярным кругом.

— Кстати, мне сказали, что вы, господин оберштурмбаннфюрер, были одним из участников экспедиции на дирижабле «Граф Цеппелин»[21], который в тридцать первом году пролетел над Землей Франца-Иосифа, Северной Землей, островом Вардроппера, Новой Землей, портом Диксон, островом Колгуева и другими территориями…

— Судя по всему, в названиях русских островов вы уже ориентируетесь неплохо, — уклончиво ответил фон Готтенберг.

— Извините, что позволил себе напомнить о полете «Графа Цеппелина». Я тогда еще был студентом и очень завидовал членам экипажа этого дирижабля.

В ответ барон лишь снисходительно улыбнулся.

Первым «в священные воды» озерца окунулся сам начальник заставы. Прежде чем он разделся, Вадим Ордаш рукой опробовал температуру в разных частях озера, открыв для себя, что в той, южной части, где находился сток, температура воды достигала градусов девятнадцати-двадцати, то есть прогревалась почти так же, как в жаркие дни июля у одесских пляжей Черноморки или Аркадия. Ближе к центру она достигала градусов двадцати двух — двадцати трех и наконец у самого Нордического Замка, где били подземные ключи, она достигала градусов двадцати восьми-тридцати. И это уже явно было на любителя.

А еще старшина обратил внимание, что там, в заливчике, вода издает серный запах, почти такой же, какой витает над мелководьем черноморского Куяльницкого лимана, у знаменитой грязелечебницы.

— Если бы не чертов запах, — проворчал Загревский, входя в озеро у самой кромки водопада, где запах был не таким сильным, — купель казалась бы королевской.

— Она и так королевская, командир, — возразил Ордаш. Это же сероводородный источник, самый лечебный из всех, какие только можно себе представить. Десяток таких купаний — и можно забыть о ревматизме, радикулите, простудах…

— Ты-то, погранохрана, откуда об этом знаешь?