Ночник - Денис Драгунский

Я стою, прижавшись животом к рамке металлоискателя.

– Делали операцию? – спрашивает охранник. – Лекарства принимали?

Обстановка – что-то среднее между офисом и больницей.

Пожар в доме, где раньше был магазин «Пионер», угол 1-й Тверской-Ямской и Большой Грузинской. Но это не тот самый дом, с большой гранитной колонной, которая подпирает угловой выступ, а какой-то другой. Но стоит на том же месте.

Меня просят помочь оттолкнуть от горящего дома белые старые «жигули».

Из окон идет очень красивый нежный дым.

Из какого-то сибирского города в Москву лететь 4 часа.

Я хочу поменять билеты первого класса – рейс в 13 часов – на билет эконом-класса, рейс в 16 часов. Касса на втором этаже аэровокзала. Крутая лестница. Выясняется, что обменять билеты можно будет только через час. Толчея. Вспоминаю, что меня внизу кто-то ждет.

Вспомнил! Внизу – но не в здании аэровокзала, а на улице – меня ждет Дима Орешкин. Он привез для меня текст рассказа – моего! – который я потерял.

Мне нужно выйти наружу.

Мне снится, что выход – через прихожую какой-то большой и старой квартиры.

Рядом со мной надевает пальто незнакомая женщина.

Она садится на скамеечку, я подаю ей сапоги, они сырые, тяжелые. Не могу найти свои, хотя они только что были, я их только что видел, чуть ли не в руках держал.

Я даже ее спрашиваю: «Вы не видели мои сапоги?» Она качает головой.

Выхожу наружу в летних туфлях, у них стертые подметки, они тут же промокают, потому что на улице дождь со снегом.

Верчу головой, ищу Орешкина, не могу найти.

Возвращаюсь в сон с билетом, бегу опять на второй этаж аэровокзала, сдавать-менять билеты, все как-то плохо, неудобно, но все-таки я получаю нужный мне билет и снова вспоминаю, что Орешкин меня ждет на улице и что мне опять надо искать сапоги.

Просыпаюсь от сна с билетом, с облегчением понимаю, что я в Москве, что никуда мне не надо лететь четыре часа, – но сон с Орешкиным остается.

Только через несколько секунд просыпаюсь совсем.

Пытаюсь вспомнить, какой рассказ он мне должен был передать.

Но так и не вспомнил.

Непонятно, что это – кабинеты офиса или больничные ординаторские. Врачи превращаются в чиновников, и наоборот. Надевают поверх костюмов белые халаты.

И как по команде снимают их и прячут в столы. Я тоже играю в эту игру, включен в этот маскарад.

Цветочный магазин. Я покупаю семена, подбираю их с помощью продавщицы. Она, по всему видать, недавняя иммигрантка из Латинской Америки. Немолодая и надменная. Я ей объясняю, что мне нужны цветы, «вокруг терраски посадить, когда я вернусь из Америки домой» – вот такими словами.

Она молча ставит мне в корзину какие-то коробки без картинок. Я с сомнением на нее смотрю. Она раздраженно кивает: мол, всё в порядке, это именно то, что вам надо.

Вокруг бесконечные стеллажи с коробками. Самих цветов я не вижу, только коробки с семенами – только названия цветов по-английски и по-латыни, – и еще на полках какое-то канцелярское оборудование. Линейки, ножницы, дыроколы. Присмотревшись, я понимаю, что это миниатюрные садовые инструменты.

Беру несколько лопаток, маленьких граблей, тяпок и цапок, кладу в корзину и выхожу во двор. Из этого магазина выход через двор. Двор довольно грязный, заваленный пожухшей рассадой и завядшими цветами.

Низкий забор. Три выхода для покупателей. Кассы стоят на деревянных столиках. Чуть в отдалении вижу, что в заборе дыра, проход, повалена целая секция. Привычно удивляюсь, что никто из покупателей не пытается выскочить, не заплатив.

Расплачиваюсь, выхожу на улицу.

Грязная улица. Грязный городок. Тоскливо.

Вхожу в дом, где я бывал много раз. В гости иду. Вхожу в подъезд, удивляюсь, как все отремонтировано и переделано, очень красиво и даже роскошно. Закругленная лестница ведет вверх. Красивые узорчатые двери лифта. Я иду пешком на четвертый этаж.

Запах табака. На ступенях сидит и курит парочка.

Говорю:

– Позвольте пройти, пожалуйста.

Мужчина мне говорит:

– Нет уж, и вы послушайте! – И обращается к женщине: —Вот пусть он тоже послушает! – И говорит ей: —Я не хочу, чтоб у нас в доме было пошлое богатство.

Пусть будет даже грязно, неубрано, невыметено. Но только чтобы не было пошлого богатства!

Женщина худая, красивая, но с серым, измученным лицом.

Мужчина небритый и самодовольный.

Она кивает, глядя на него с покорным восхищением.

Он снова обращается ко мне:

– Ведь правда? Шик, роскошь – это так пошло!

Я соглашаюсь, осторожно между ними протискиваюсь, иду дальше, вверх.

Иду и думаю: потом он будет ее точно так же поучать насчет блеска и красоты в доме, что все должно быть роскошно и шикарно, и она будет точно так же покорно и восхищенно кивать.

Сижу за столом, наворачиваю вареную картошку и громко говорю неизвестно кому: «О! Я теперь ем много картошки!»

Архитектор, которому я дал план новой квартиры в конверте, прячет конверт в портфель, прощается со мной и исчезает в темноте. Уходит вдаль по темной улице.

Это Брестская улица. Очевидно, мы не случайно встретились именно здесь. Брестская улица ближе к Триумфальной – там мастерские «Моспроекта».

Однако надо двигаться домой, к Беговой. Сон из тех времен, когда я жил на углу Беговой и Ленинградского проспекта, напротив гостиницы «Советская».

Троллейбусов нет, машин тоже нет. Поднимаю руку, останавливается такси, там уже есть один пассажир, меня не берут:

– Не по дороге!

– До «Советской» – не по дороге?

– На Лесную сворачиваем, – говорит водитель.

И вот так раз десять, наверное. Все на Лесную, или на Грузинскую, или на Ямское поле – никто не едет прямо по Ленинградке, к Динамо, к Аэропорту, к Соколу и далее. Даже удивительно.

Иду пешком. Дохожу до площади Белорусского вокзала. Она совсем не такая, как теперь. Она – как раньше.

Без этих гигантских зданий, которые стиснули ее со всех сторон.

Тут я сквозь сон соображаю, что уже не помню точно, какая она была раньше. Уже не могу в подробностях вообразить сквер, церковь, двухэтажные старинные дома напротив вокзала…