Взорвать прошлое! "Попаданец" ошибается один раз - Артем Рыбаков

Часов в семь немцы зашевелились. Все по распорядку: помывка, завтрак, разве что зарядку пропустили. К половине девятого немцы уже загрузились в машины и направились к проселку, выходившему на шоссе. Вдруг третий от головы грузовик вспух огненным шаром, и до нас долетел грохот взрыва. Сработало! В бинокль я видел, что в кузове этой машины ехали человек восемь или девять немцев. Им сильно не повезло — бензобак у «блица» располагается под кабиной, и горящее топливо, выброшенное взрывом двухсотграммовой толовой шашки, прикрученной как раз к нему, захлестнуло и кабину и кузов.

Хвост колонны остановился, но первые две машины еще проехали несколько десятков метров, которых как раз хватило, чтобы бечевка, закрепленная на колесах, выбрав запас, вытянула чеки из запалов. Грузовики взорвались спустя пару секунд после остановки.

Пока немцы в непонятках разбегались по обочинам, бойцы по очереди разглядывали представление в одолженный мною бинокль (чтобы не палиться, я отдал им трофейный немецкий), бурно обсуждая происходящее.

Так и не поняв причины взрывов, минут двадцать спустя фрицы вернулись к своим машинам. Надо отдать им должное, на угрозу они среагировали четко и раненых спасали без задержек, но оставшиеся целыми транспортные средства осматривать на предмет «закладок» не стали, что и привело к вполне ожидаемому результату. Стоило изрядно поредевшей колонне тронуться в путь, объезжая еще горящие останки, как второй с конца грузовик взорвался! Водила первого, видимо решив, что их обстреливают из леса, дал газу и съехал в поле, рассчитывая укрыться от несуществующего обстрела за кустами. Вспышка! И по полю продолжает движение пылающий остов очередного «Опеля»…

Досматривать представление мы не стали, а тихо и быстро свернулись и пошли на базу.

* * *

Настроение у наших союзников после дневных удач было фестивальное. И даже то, что каждой из групп пришлось после диверсий пробежаться по нескольку десятков километров, не могло омрачить его.

Конечно, в лагере все попадали от усталости, но то тут, то там вспыхивали бурные обсуждения на тему «как мы им дали». Я забрался на чердак одного из сараев, намереваясь вздремнуть «нештатные» минут сорок. Ныли уставшие ноги, ломило плечи, и, наверное, в силу этого сон не шел. Безрезультатно повертевшись с боку на бок четверть часа и поняв, что заснуть в ближайшее время уже не получится, я начал сворачивать спальник.

— Товарищ старший лейтенант, я на ваши вопросы отвечать не буду, и не просите! — голос Несвидова я узнал сразу, а вот его собеседник… Хотя можно было и не гадать — других старших лейтенантов, кроме меня и Зайцева, в окрестностях не водилось.

«Опять вы, товарищ командир, к парням с нашей улицы клинья подбиваете!» — и я снова лег. Узнать о том, что волнует союзника, было нелишним. К тому же Бродяга прямо и недвусмысленно просил всех помогать ему вести контрразведывательную работу.

— Товарищ сержант, потрудитесь отвечать! — меж тем продолжил свой наезд Зайцев.

— Не имею права, товарищ старший лейтенант. Со всеми вопросами обращайтесь к товарищу майору.

— Да откуда вы знаете, что он майор госбезопасности? — чувствуется, старлей начинал терять терпение.

— Примерно оттуда же, откуда то, что вы — старший лейтенант вашего ведомства, — спокойно и, как мне показалось, немного насмешливо ответил Емельян. — Но вас я знаю четвертый день, а Александра Викторовича — второй месяц. И доверия у меня к нему не в пример больше.

Я представил себе выражение лица «партизанского командира» и усмехнулся. Наш завхоз продолжил:

— И не надо меня за дурака держать. Я званием до вас, конечно, не дотягиваю, но голова своя на плечах имеется. И устав я знаю, чай послужил… Хотите узнать что-то — спросите, а вот отвечать я вам не обязан.

— Да что вы себе позволяете, сержант?! — Зайцев явно не привык к ответам в подобном стиле и оттого голосом выделил звание, еще не поняв, что на Емельяна подобные методы уже не действуют. — Вы отказываетесь помочь проведению следствия?!

— Вы еще гауптвахтой пригрозите или арестом… — И снова напор Зайцева разбился о непоколебимую уверенность сержанта. — А чем врагов среди своих искать, лучше бы бойцов ваших послушали. Довольны же мужики, что настоящей работой занимаются! Не в обиду вам, товарищ старший лейтенант, у меня эта война, если с финской считать, вторая. И на командиров я всяких насмотрелся. Так что еще один совет вам от меня: поучились бы вы, как воевать нужно, а враги и предатели себя сами проявят. А теперь прошу меня извинить, мне еще продпайки комплектовать надо. Выход завтра!

«Ну, Емеля, ну, молоток! — я почувствовал, что неосознанно улыбаюсь во весь рот. — Не зря говорят: „Хороший сержант — основа армии!“» Вот и у нас, в нашей маленькой армии, теперь такая основа есть.

* * *

Командир на рассказ о хитрых заходах только махнул рукой, а Бродяга рассмеялся:

— Тоже мне, инициативник… Ему пистон с такого верха прилетел, что надо быть совсем дубовым, чтобы продолжать нас разрабатывать! А он упертый…

— Саш, насколько я знаю, в вашей конторе копают все и подо всех! — возразил я.

— Это верно, но мальчуган-то рылом не вышел нас «копать». Я у его бойцов справочки навел — этот Зайцев опером всего два года отбегал, а потом на административную работу перешел, отделом руководить. И поверь, Тоха, не ему со мной бодаться!

— Я-то верю, но, как ты думаешь, подставы быть не может?

— А чего ему нас подставлять? У него показатели за ту неделю, что он с нами задружился, как ракета, взлетели. Впору за орденами в Москву ехать. И не туфта партийно-комсомольская, а реальная работа. Будь проще и смотри веселее!

— Ну, это ты у нас рыцарь плаща и кинжала. — Несмотря на все Сашины доводы, червячок сомнения продолжал свое черное дело. — Только что, если те же самые люди, что ему, как ты говоришь, пистон вставили, попутно поручили нас разрабатывать со всем пылом, а?

* * *

Но что-то я замечтался, а мне работать надо: ходить, изображая присутствие начальства на работах, ну и попутно «срисовывать», кто и куда едет. Разнообразие всяческих эмблем на машинах немцев поражало! Один раз мимо нас проехал генерал, чью машину украшало четыре флажка и три тактические эмблемы. Один из флажков, обозначающий командира пехотной дивизии, я знал, треугольный с поперечной полосой, но остальные меня смутили. И еще неожиданно зачесались руки сделать что-нибудь гадкое — гранату кинуть или в плен взять, но разум все-таки взял верх над хулиганскими побуждениями, да и войск на дороге многовато было.

Несколько раз нам приходилось отбрехиваться от всяких чрезмерно любознательных субъектов. Особенно мне запомнился лейтенант-сапер из дорожно-строительного батальона, который, не обращая внимания на мои и Тотена эсэсовские знаки различия, прочитал нам длинную четвертьчасовую нотацию, из которой я понял только, что строители из нас никудышные и что если мы так наплевательски будем подходить к важнейшему делу строительства дорог — плоды нашего труда не простоят и трех лет! Он даже грозил какими-то карами от больших чинов и все порывался спрыгнуть в не до конца засыпанную большую воронку, где под тонким слоем щебня уже покоился тридцатикилограммовый «подарок», но Алик, сипя, откашливаясь и хрипя «простуженным» горлом, применил «волшебный нахренпосылатель» — жетон СД,[18]и энтузиаст качественного дорожного строительства понуро удалился.