Шум ветра - Владимир Сергеевич Беляев

в молодости делают такую ошибку, а потом каются всю жизнь.

— Вам-то что до моей жизни? Я прошу вас. Нет такого закона, чтобы отказать.

— А закон человеческой любви? — сказала Мария Ивановна, глядя в глаза Катерине. — Ты женщина и должна понимать это. Тебя оскорбил мужчина, и ты хочешь отомстить ему такой тяжкой ценой? С него все равно как с гуся вода, а ты самое себя накажешь и живую душу погубишь. Я тебе в этом деле не пособница.

Девушка закрыла руками лицо, отвернулась.

Мария Ивановна с состраданием смотрела на нее, готова была обнять чужую девушку, как свою дочь, успокоить.

— Не убивайся, ты славная. Не пропадешь, не сгинешь. Возвращайся в бригаду и работай. И я тебя не оставлю. Приезжай за советом, когда захочешь, или еще какую помощь всегда окажу.

Девушка поднялась, стала собираться, сердито сказала Марии Ивановне:

— Не хотите помочь, и не надо. Другой выход найду.

— Куда подашься, бедовая голова? Что надумала? — загородила ей дорогу Мария Ивановна. — Ты, девка, не дури.

Катя нерешительно шагнула к выходу.

— У меня к вам одна просьба есть: когда будете в поселке, никому не говорите, что я приходила к вам с этим делом. Пусть девчата верят, что я уехала к своему жениху и живу счастливая. Прощайте!

— Нет, ты постой, — решительно остановила ее Мария Ивановна. — Я тебе, как врач и как женщина, говорю: не смей делать черное дело. Подумай, поразмысли, Поезжай к родным, они поймут. У тебя есть мать?

— Нет у меня родных. Только одна больная старенькая тетка на пенсии в Курске живет. Я убью ее такой новостью. А больше некуда ехать. На стройку тоже не вернусь.

— Куда же подашься?

— Н-не знаю. Куда-нибудь. Найду выход.

Девушка резко обернулась к Марье Ивановне, сверкнула влажными глазами, с отчаянием застонала:

— Неужели у вас вместо сердца камень? Помогите же!

Она стояла в дверях и плакала.

Мария Ивановна вернула девушку в комнату.

— Ты вот что, красавица, не распускайся. Не малое дитя, слезами не поможешь. Поживи пока у меня дома, оставайся, — внезапно предложила Мария Ивановна и стала искренне уговаривать Катю. — Я правду говорю, иди ко мне, никто тебе слова не скажет. Все уладится, войдет в берега, а там и сама решишь свою судьбу, как захочешь.

Мария Ивановна была рада, что ей пришла в голову такая мысль. Девушка в самом деле славная, жаль, если сделает вгорячах глупость, изуродует себя на всю жизнь. Найдет какую-нибудь знахарку или глупых советов наслушается. Такие отчаянные на все идут.

— Иди, соглашайся. У меня хорошо, спокойно.

— Да как я у вас буду жить? — спросила Катя. — На какие средства?

— Мы же люди, придумаем что-нибудь, не пропадем. Соглашайся, прошу тебя. У нас в доме тихо и мирно. Одна я да старая мамаша — семидесятипятилетняя, добрая женщина, бегает по хозяйству, как молодая. Примет тебя, обласкает.

Девушка стояла потупившись, молчала.

— Так я скажу Прокофьевне, она проводит тебя, а после дежурства и сама заявлюсь. Ну как? Согласна?

Они посмотрели друг на друга, улыбнулись.

Мария Ивановна вывела Катю в коридор, позвала Прокофьевну и дала ей наказ отвести девушку на квартиру.

Дом, где поселилась Катя, был расположен на широкой улице в центре старой части города. Непохожий на другие дома, он выделялся среди иных построек своим необычным видом. Сохраняя благородную старинную стать, высокий, украшенный шестиколонным портиком, с фронтоном, с резными наличниками на светлых окнах, этот дом и теперь еще внушает всем прохожим доброе чувство почтительности и уважения. Он пережил несколько поколений горожан, которые оставили после себя деревянные и кирпичные постройки, заборы, башни, церкви и мечети, лавки, магазины, заводы и фабрики, казармы, школы, общественные здания и не заслонили этого здания, не дали ему затеряться и исчезнуть в бурных волнах кипучего времени. Живущие ныне в этом старинном степном городе люди берегут знаменитый дом с колоннами, как драгоценную реликвию истории нашего государства. И Катя, будучи в крайне душевном расстройстве, подойдя в первый раз к необычному дому, невольно остановилась перед ним, окинула удивленным взглядом снизу доверху. Увидела на темной доске памятную надпись, стала читать, пораженная внезапным открытием для самой себя.

На доске было написано:

«В этом доме 18—20 сентября 1833 года останавливался А. С. Пушкин».

Катя долго стояла на тротуаре, смотрела на фасад дома, на высокие окна и забыла, зачем она здесь. Мимо сновали прохожие, обходили девушку, кто-то даже нечаянно задел ее локтем. С криком пробежали дети, парень в картузе проехал на велосипеде, резко свернул и сердито окрысился:

— Раз-зява! Стоит как столб!

«Как же так? — думала Катя. — Вон куда забрался Пушкин. На лошадях, от самого Петербурга, надо же. Это он ездил, когда задумал писать про Пугачева. В школе нам говорили. Нынче писателям легко на поездах да на самолетах, а попробовали бы в то время, не одна тысяча верст, потрясись на телеге!»

Варвара Прокофьевна вытерла губы концом платка, легонько толкнула Катю в бок.

— Чо стала? Пошли, чего уж.

— Куда?

— А в Марьину квартиру.

Она взяла Катю за руку и повела к необычному старому дому. Ступая по выщербленным каменным ступенькам, они поднялись на крыльцо и скрылись за колоннами.

Странное чувство овладело Катей: она успокоилась и с легкой душой переступила порог дома, под кровом которого много-много лет назад нашел приют сам Пушкин!

Прошло две недели, она обвыкла, приспособилась к обстановке, легко сошлась с людьми. В той части дома, где жила Мария Ивановна, было три комнаты, одна просторная, другая поменьше, а третья совсем маленькая. В других комнатах через сени помещались еще несколько семей. Верхний этаж тоже был заселенный, и, когда по утрам жильцы уходили на работу, а ребятишки торопились в школу, двери в парадной хлопали беспрерывно, и казалось, что с крыльца сходит не один десяток обитателей. Появление Кати никого не удивило, люди не расспрашивали, кто она и зачем здесь поселилась, просто приняли все, как есть, при встрече здоровались с девушкой, по-соседски кивали и улыбались.

У Марии Ивановны и правда было тихо, спокойно. Докторша жила со своей старенькой матерью. Муж помер давно, будучи еще молодым. В страшные январские морозы простудился на сквозняке в депо, схватил двустороннее воспаление легких и не смог совладать с тяжкой болезнью. Мария Ивановна осталась вдовой, не выходила замуж и, как ей ни было трудно, работала, воспитывала сына. И вот ему уже более двадцати лет, он служит в армии второй год. Мать Марии Ивановны семидесятипятилетняя Александра Нестеровна, старая акушерка, теперь давно на пенсии, женщина крепкая, жизнестойкая, высокого