Алмазный огранщик: Будда о том, как управлять бизнесом и личной жизнью - Майкл Роуч

всего зависит, насколько сильным, или глубоким, станет отпечаток. Если вы помогаете сотруднику не потому, что так уж заботитесь о нём, а в основном из-за того, что его проблемы отражаются на производстве и ваших доходах, то положительный отпечаточек в вашем уме будет почти незаметным. Если вы выручаете его, потому что понимаете, что эта проблема действительно делает его несчастным, то хороший отпечаток выйдет намного сильнее. А если вы помогаете ему, потому что осознаёте, что черта между «я» и «ты» проведена искусственно, что рана одного из нас причиняет боль всем, – короче, если видите себя сражающимся с нашим общим врагом, человеческим несчастьем, – тогда отпечаток будет самым мощным из всех возможных.

Есть и другие настройки, которые стоит учитывать. Во-первых, это эмоции. Если вы решили надуть своего покупателя, ещё и сильно разозлившись на него, то чувство гнева сделает отрицательный отпечаток в вашем уме настолько же сильнее.

Далее следует то, что мы называем «правильное опознавание». Если вы надули покупателя по ошибке, например неправильно прочитав цену на экране компьютера, то соответствующий отрицательный след будет намного слабее, чем если вы ясно понимали бы, что называете неверную цену.

Условия, или обстоятельства, которые окружают субъект, по отношению к которому вы совершаете действие, также играют важную роль в определении того, насколько сильным будет отпечаток.

После двух-трёх лет работы в бизнесе по купле-продаже больших пакетов с полированными алмазами я решил, что смогу оценивать алмазы лучше, если буду понимать, как их гранят. И вот я стал стучаться в двери маленьких запрятанных гранильных мастерских – это вам не алмазные лоточники с 47-й улицы, – пытаясь найти того, кто мог бы меня научить.

Я разыскал одного из самых известных огранщиков; насколько помню, он в то время работал над одним из самых больших ограненных алмазов в мире, «фантазийным» камнем канареечного цвета весом свыше 400 карат, который был куплен ювелирной сетью Zales. Он сказал, что иногда я могу приходить к нему и смотреть, но это были только слова. (Кстати, «фантазийными» называются алмазы природной окраски – ярко-желтые, бурые или синие, как, например, Алмаз Хоупа.)

Я наткнулся на нескольких южноафриканских огранщиков и провёл с ними несколько дней, но у них было слишком шумно. Проблема была ещё и в том, что мне нужно было найти того, кто мог учить меня довольно-таки поздно, почти по ночам, потому что мы по-прежнему продолжали вкалывать на износ, занимаясь налаживанием бизнеса в «Андин». Так я столкнулся с Сэмом Шмулевым.

Шмуль, как мы его называли, был ещё одним настоящим джентльменом в алмазном деле. Его жена Рэчёл была моей правой рукой в «Андин» и чуть ли не главной причиной успешной работы нашего отдела. Шмуль согласился обучать меня по ночам и в воскресенья. Одной из причин этого стало то, что многие алмазные дилеры в Нью-Йорке являются ортодоксальными евреями, которые чтят шаббат – субботу, и никого на 47-й улице, если он религиозен, не заставляют работать в этот день.

Переступив порог гранильной мастерской в первый раз, я почувствовал себя как Данте, которого Вергилий водит по кругам ада. Шмуль буквально за руку притащил меня к почти незаметной входной двери между двумя облицованными мрамором небоскрёбами на улице, ясное дело, Сорок седьмой, к маленькому лифту. Тот еле поднял нас где-то на десятый этаж и с облегчением выпустил в едва освещённый узкий коридорчик с узкими же дверями по обеим сторонам. Каждая из этих обшарпанных ветхих дверей была тем не менее снабжена внушительными, сверкающими новизной, экзотическими замками и засовами. Большую часть дверей украшало пять-шесть дешёвых рукописных табличек; позже я узнал, что это были различные «псевдонимы», под которыми могло работать какое-нибудь предприятие скромного алмазного торговца с именем типа Бенни Аштар, численностью в один человек.

«МЕЖДУНАРОДНАЯ АЛМАЗНАЯ КОРПОРАЦИЯ АШТАР»

(небольшая обувная коробка, наполненная странными алмазами, которые он огранил за последние месяцы, вместе с несколькими совершенно безобразными непродаваемыми камнями, которые кто-то оставил ему много лет назад в уплату безнадёжного долга)

«ВСЕМИРНАЯ КОМПАНИЯ ПО ПРОИЗВОДСТВУ ЮВЕЛИРНЫХ ИЗДЕЛИЙ БЕН-АШ»

(несколько непарных сережек, которые он однажды сваял из своих камней, прослышав, что на изготовлении ювелирных украшений можно заработать намного больше и гораздо легче, чем на алмазах, но так и не смог продать ни одной)

«МЕЖДУНАРОДНОЕ ПРЕДПРИЯТИЕ ПО ОГРАНКЕ АЛМАЗОВ И РЕМОНТУ СИМЗЕВ»

(реальное предприятие, состоящее из единственного стола с алмазным гранильным кругом, название которого обязательно включает имена его детей Симона и Зе’евы, хотя все упорно продолжают называть его «Гранильная мастерская Бенни»)

«РЕДКИЕ И ЭКЗОТИЧЕСКИЕ КАМНИ БЕНДЖАМЕН ЛИМИТЕД»

(два кило «розового льда» – кирпичиков искусственного циркония, которые его уговорили купить ещё в 1993 году, когда они были в моде в течение полугода, но Бенни попридержал их на семь месяцев в надежде, что цена будет продолжать расти, а теперь его страховой агент недоволен тем, что пакет занимает слишком много места в его сейфе, и считает, что его надо просто выбросить)

По мере того как мы приближаемся к странной входной двери, всё громче и громче становится слышно высокое комариное пение, как будто подходишь к огромной пещере, в которой, запертые как в ловушке, тучами вьются миллионы этих тварей. Сама эта громадная металлическая дверь представляет собой некое хитроумное сооружение стального серого цвета без номера и вообще без каких-либо табличек. Высоко над дверью, из-под самого потолка, своим всё(не)видящим оком на нас таращится видеокамера слежения.

Шмуль нажимает на кнопку звонка, и мы ждём.

Никакой реакции.

Он нажимает ещё и ещё, и наконец из-за двери раздаётся крик: «И уже хто там?»

Камера-то, ясное дело, как всегда, не работает – ни у кого нет ни времени, ни желания её чинить.

«Шмуль!» – «Таки о’кей». – И вы слышите, как отпираются бесчисленные замки, щеколды, запоры, цепочки, задвижки, крючки, защёлки, засовы, – наконец дверь со скрипом открывается.

Шум вырывается наружу, влетает вам в уши, заполняет голову. Такое ощущение, что получасовая какофония прогулки по нью-йоркской улице – визг тормозов, завывания клаксонов, грохот отбойных молотков – сжата в несколько аккордов. Шмуль проходит вперёд под первыми пристальными взглядами хозяина мастерской – «Вэй, всё в ажуре, он со мной» – и тащит меня через «западню» (которая тоже сломана) в саму мастерскую.

Одна-две головы на границе, за которой начинается уже просто сплошной шум, поднимаются и, оценив ситуацию – вроде не ограбление и не покупатель, – сразу опускаются обратно, спеша удостовериться, что алмаз едва ли в микрон