Каратель - Валерий Горшков

– Ждешь кого-нибудь, да?

Та испуганно посмотрела на постояльца и отрицательно покачала головой. Гоча выглянул в окно. Внизу расстилался просторный двор, типичный для питерских спальных районов. Асфальт подъездной дорожки, пересекавшей двор, подсох после недавнего дождя, и на этом подсохшем асфальте Гоче бросились в глаза влажные следы шин и тяжелых спецназовских ботинок – капитану Ганикову так не терпелось добраться до убийцы его начальника и друга, что он приказал водителям подъехать к самому дому, пренебрегая маскировкой. Махарадзе припал ухом к двери. Слух у него был острый, как у зверя: в коридоре он различил шарканье ног и, кажется, дыхание людей. Гоча кивком направил хозяйку к двери.

– Кто там? – испуганно спросила женщина.

– Вам ценная бандероль, – сообщил из-за двери подчеркнуто спокойный женский голос.

Гоча сложил руки в виде креста.

– Не нужна нам никакая бандероль, – дрожащим от страха голосом отозвалась хозяйка. – Уходите.

В этот момент в коридоре захрипела чья-то рация, и последние сомнения у Гочи исчезли. Он залез рукой в карман куртки, вытащил из него пистолет и завизжал:

– В жопу себе засунь свой бандэрол! Думаешь, Гоча дурак, да? Тут мусорятиной воняет! Попробуй, возьми меня!

Неожиданно его осенило, и он продолжал:

– У меня тут две заложницы, баба и девчонка! Пускай мне дают канистру с бензином, гранаты, машину – в аэропорт хочу ехать!

Капитан Гаников, стоявший у стены возле двери, услышал в квартире какой-то шум, а затем разобрал рычание Гочи: «Лежите обе здесь, на кровати, чтобы я вас видел. Дернетесь – пристрелю!»

– Махарадзе! Говорит капитан СОБРа Гаников! – закричал капитан. – Сдавайся, все равно деваться тебе некуда!

– Пошел ты на хер! – откликнулся Гоча. – Это тебе дэваться некуда – все сделаешь, как я скажу. Иначе пристрелю баб!

Из-за двери донеслось какое-то непонятное клацанье – это Гоча лихорадочно пытался собрать пулемет, но трясущиеся руки слушались его плохо. Капитана тоже трясло, но не от страха, а от ярости, от желания как можно скорее добраться до бандита, которого он считал виновником смерти друга. Ни малейшего желания вести с ним переговоры капитан не испытывал. Если начать переливать из пустого в порожнее, то можно дождаться приезда представителей прокуратуры, милицейского начальства, а потом и журналистов, и тогда о мести нечего будет и думать. Гаников сделал знак своим бойцам, и они подволокли специальное устройство для взлома двери – «Таран». Капитан крикнул:

– Махарадзе, две минуты тебе на размышление, а потом ломаем дверь. Если до тех пор не сдашься, ты – покойник!

– Нэ шути, капитан! – завопил Махарадзе. – Я баб пристрэлю!

– Да плевать мне на твоих баб, – равнодушно отозвался капитан. – Я их не знаю. Давай, стреляй, но учти: если ты их хоть пальцем тронешь, то я лично всажу пулю в твою башку, а если сдашься, то будешь жить.

– Я сам тебя убью, пристрэлю!.. Сука! – взвизгнул Гоча.

– Ну все, время пошло, – с холодной усмешкой ответил Гаников.

В квартире воцарилась почти полная тишина – лишь изредка до Ганикова доносились сдавленные рыдания матери и дочки и торопливые шаги – это вконец ошалевший Махарадзе бегал из комнаты в комнату, как загнанный в угол зверь. Через несколько минут из-за двери раздался его истерический вопль:

– Ну давай, давай! Ты смэлый, да? Давай!

Капитан, присмотревшись к двери, решил, что «Таран», скорее всего, не понадобится. Он отошел на пару шагов, прыгнул и в прыжке нанес сокрушительный удар по хлипкому замку. Дверь в клубах пыли повалилась в прихожую, едва не придавив Махарадзе, который с трудом успел отскочить. Бандит вскинул пистолет и открыл беспорядочную стрельбу по образовавшемуся проему. В коридоре защелкали рикошетом отлетающие от стен пули, но ни одна из них не попала в капитана, хотя тот не делал ни малейшей попытки уклониться от огня. Эта неуязвимость так потрясла Гочу, что он прекратил стрельбу, бросил пистолет на пол и завопил:

– Я баб нэ трогал, нэ убивай! Я их нэ трогал! Нэ убивай, ты обещал!

– Я тебя обманул, – тихо произнес капитан, надвигаясь на Гочу.

Бандит увидел бесцветные, зловещие, прищуренные глаза мента и ощутил такой ужас, что на мгновение утратил способность издавать членораздельные звуки. Впрочем, и жить ему оставалось всего мгновение. Капитан вытолкнул его из прихожей в комнату, где на постели тихо скулили заложницы, оттуда в кухню. Из кухни неожиданно донесся звон бьющегося стекла, а затем откуда-то издалека – короткий сдавленный крик. Капитан вошел в комнату и, отряхивая форму, будничным тоном сообщил вошедшим в квартиру бойцам:

– В окно выпрыгнул, мудак! Забыл, наверно, что здесь десятый этаж…

Смерть Махарадзе была на руку полковнику Кирилленко: на ее фоне гибель майора Безукладникова при попытке задержания того же Махарадзе выглядела вполне достоверно, а сам бандит уже не мог ничего ни подтвердить, ни опровергнуть, и на него можно было валить все, что угодно.

Об одном не догадывался Виктор Викторович – о том, что его смертный приговор спокойно лежит и дожидается своего часа в верхнем ящике рабочего стола журналиста Игоря Родникова, рядом с портативным компьютером «ноутбук»…

В отдельном кабинете одного из самых дорогих ресторанов Питера – «Корсо» – сидели приятели: президент и владелец телекомпании «КТВ» Михаил Кац и генеральный директор издательского дома «АРТ-полиграф» Артем Ринге. Впервые после похорон своего друга и партнера по бизнесу Максима Денисова они смогли улучить момент и встретиться за рюмочкой «Джим Бима». Чрезвычайно занятые на работе, но с того самого дня постоянно думающие об одном и том же, они не могли позволить себе не обсудить возникшую проблему. Оба бизнесмена знали – несмотря на существование официальной версии случившегося, Макс был убит людьми Кирилленко, под «крышей» которого находилась финансово-трастовая компания Денисова «Эверест». Существовала, правда, вероятность того, что бизнесмена убили «быки» криминального авторитета Пегаса, которого Денисов «заказал» за пятьдесят тысяч долларов известному в узких кругах киллеру по прозвищу Ворон. «Крестный отец» питерского рэкета был виновен в смерти близких Максиму людей, и Денисов приговорил его к смерти. Яхта, на которой праздновался сорок третий день рождения авторитета, взлетела на воздух недалеко от Лисьего Носа, в нескольких сотнях метров от берега.

Друзья знали обо всем и не могли смириться с мыслью, что гибель товарища останется неотомщенной.

– Ты не торопишься? – спросил Кац, устало посмотрел на сидевшего напротив Артема и, взяв со стола бутылку виски, налил в два пузатых бокала французского стекла крепкий, янтарного цвета напиток. На безымянном пальце его правой руки сверкало золотое обручальное кольцо с бриллиантом. Так уж получилось, что похороны друга и его жены Ренаты, работавшей у Каца диктором, и свадьба телемагната с его подругой Виолеттой состоялись практически одновременно. Миша, правда, предложил перенести день венчания, но родственники невесты, для которых имя Денисова было пустым звуком, встали на дыбы – «мало ли бизнесменов убивают каждый день в России!». Они, видимо, посчитали, что богатый зятек хочет в последнюю минуту улизнуть из-под носа находившейся на четвертом месяце беременности «девочки». Пришлось уступить.