Самая таинственная тайна и другие сюжеты - Борис Акунин
Шрифт:
Интервал:
Маргерит де Бонмэн
Как видите, на фам-фаталь эта женщина совсем не похожа, но Буланже любил ее много лет. Маргерит болела чахоткой, и в те мартовские дни ее состояние резко ухудшилось.
Разрываясь между двумя мирами, не в силах отойти от ложа больной, генерал упустил время.
Его противники опомнились, выписали ордер на арест. Еще не поздно было всё повернуть, но Буланже отказался от борьбы. Сел со своей возлюбленной в поезд, уехал из страны. Собственно, даже не из страны, а из Большого Мира в малый. Движение буланжистов потерпело крах.
Ах, как это понравилось тогдашней прессе!
Маргерит угасала еще два года. Оставшись и без Большого Мира, и без малого, Буланже застрелился на ее могиле.
На камне, под которым теперь лежат они оба, согласно пожеланию генерала, высечены имена без фамилий и надпись: «Как я смог прожить без тебя целых два с половиной месяца?»
Всё это, конечно, очень возвышенно и трогательно, но прав был человек Большого Мира великий Клемансо, прежний соратник нежного генерала: «Умер, как жил — младшим лейтенантом».
Он, она, брошенное знамя и сломанная шпага — символ бесчестья
Хотя с другой стороны, что нам, сегодняшним, до политических страстей Третьей республики? Распри буланжистов с республиканцами волнуют нас не больше, чем вражда Монтекки и Капулетти. А поступок человека, который пожертвовал всем ради того, чтобы скрасить любимой женщине последние месяцы жизни, нас волнует и сегодня, не правда ли?
После поражения первой русской революции множество политэмигрантов нашли пристанище в Лондоне, потому что английские законы гарантировали защиту людям, которых преследуют за убеждения.
Но у некоторых политэмигрантов убеждения были опасными, привычки экзотическими, а представления о морали сугубо классовыми. Эсэры, большевики и в особенности анархисты имели обыкновение пополнять свои партийные кассы за счет «эксов», потому что собственность они считали кражей и руководствовались этическим кодексом Нечаева: «Нравственно всё, что способствует торжеству революции».
Либеральным принципам Британии предстояло выдержать тяжкое испытание.
Шайка (если угодно — группа пламенных бойцов революции) из российской Риги решила произвести экспроприацию драгоценностей у одного уайтчепельского ювелира. Темной ночью 16 декабря 1910 года, когда кварталу полагалось крепко почивать, взломщики начали сверлить стену. На их беду квартал был еврейский, а ночь субботняя, поэтому никто не спал и встревоженные подозрительным шумом соседи вызвали полицию.
Она немедленно приехала, застала злоумышленников на месте преступления, а дальше последовал big surprise. Вместо того чтобы сдаться или, на худой конец, смыться, наши соотечественники повели себя также, как в подобной ситуации поступили бы на родине: достали «маузеры» и открыли пальбу.
Надо сказать, что лондонские констебли той поры не носили огнестрельного оружия — за ненадобностью. Местному преступнику не пришло бы в голову стрелять в бобби. Поэтому два сержанта и констебль были убиты и несколько полицейских ранены, а удивительные грабители унесли ноги.
Вся Англия пришла в ужас от такого неслыханного злодеяния. Это и поныне самое кровавое побоище в анналах британской полиции.
По всему Ист-Энду, где в ту пору обитало множество эмигрантов, начался грандиозный шмон. Через некоторое время выяснилось, что банда российская и состоит из «литовцев» (так английские газеты с обычным пренебрежением к племенным различиям между дикарями назвали латышей), русских и евреев.
Какой-то информатор сообщил, что их логово находится в доме на Сидней-стрит.
3 января 1911 года развернулось сражение, которое у англичан вошло в историю под названием «Осада Сидней-стрит» и сравнивалось современниками с осадой Sebastopol (а у нас оно скорее вызовет ассоциацию с «Боем за избушку лесника»).
Пятьдесят полицейских, на сей раз вооруженных до зубов, окружили дом и стали стучать в дверь. Им, how strange, и не подумали открывать. Тогда они вызвали подкрепление из еще двухсот констеблей. Начали кидать в окно камешки (честное слово). В ответ из дома открыли огонь на поражение.
Войско отступило, решив, что силы неравны. К утру прибыли еще 750 полицейских, шотландские гвардейцы с пулеметом и двадцать один гвардейский снайпер.
Началась жуткая пальба, продолжавшаяся много часов. Предполагалось, что в доме засело 30 или 40 страшных русских отморозков.
Прибыл министр внутренних дел Уинстон Черчилль.
Министр затребовал взвод саперов и два полевых орудия.
Вон он в цилиндре, который вскоре продырявит шальная пуля
Дом наконец загорелся, крыша обвалилась. Осада была завершена.
Внутри нашли всего два трупа (в них опознали русского еврея Якова Фогеля и латыша Фрица Сварса), а больше там никого не было. Для англичан осталось загадкой, какого черта они не сдались. (Я думаю, боевики знали, что их выдадут в Россию, а там быстренько отправят на виселицу за старые дела, поэтому предпочли красную смерть на миру.)
Потом был судебный процесс, где на скамье подсудимых оказались 23-летняя Nina Vassilieve и Якоб Петерс (впоследствии знаменитый чекист). Смешные англичане оправдали их за недостатком улик.
В скандализированной русским размахом Англии развернулось движение за ужесточение иммиграционного законодательства.
К черту таких борцов за свободу, писали газеты, пусть у себя дома безобразничают. Но возобладала точка зрения, которую сформулировал член парламента Джосайя Веджвуд: «Очень просто обосновать подобные меры, но они принизят качество нашей нации… Человеческие жертвы менее страшны, чем гибель идей и измена английским традициям».
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!