📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгИсторическая прозаИстория похода в Россию. Мемуары генерал-адъютанта - Филипп-Поль де Сегюр

История похода в Россию. Мемуары генерал-адъютанта - Филипп-Поль де Сегюр

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 11 12 13 14 15 16 17 18 19 ... 121
Перейти на страницу:

Глава III

Наполеон готов был ответить на любое возражение. Он был способен всё осмыслить и обернуть к своей выгоде любую диспозицию; в самом деле, когда он хотел кого-либо убедить, невозможно было противостоять его шарму. Каждый чувствовал себя побежденным его превосходящей силой и вынужден был подчиниться его влиянию. Это было, если угодно, разновидностью магнетического влияния; для его страстного и подвижного гения, полностью охваченного своими желаниями, малый предмет был столь же важен, как и великий; чего бы он ни желал, вся его энергия и все его способности собирались воедино для достижения цели: они проявлялись по его приказу, действуя ускоренно, и, послушные его диктату, тут же принимали желанные формы.

Так получалось, что наибольшая часть тех, кого он хотел переманить на свою сторону, вскоре обнаруживали, что очарованы им. Для вашего тщеславия было лестно видеть властелина Европы, все амбиции и все желания которого были направлены исключительно на то, чтобы убедить вас, наблюдать, как черты, которые многим казались пугающими, выражают одно лишь чувство мягкой и трогательной доброжелательности; слышать этого загадочного человека, каждое слово которого было историческим, поддавшегося, как будто бы только ради вас, непреодолимому импульсу самой доверительной искренности; вы спрашивали себя: ласковый голос, которым он разговаривает с вами, тот ли это голос, принимавший форму тишайшего шепота и звучавший по всей Европе, объявляя войны, решая исход битв, определяя судьбы империй, разрушая и уничтожая репутации? Какое тщеславие может противостоять столь великому шарму? Любая оборона ослабевала по всем фронтам; его красноречие было значительно более убедительным, если он сам был убежден.

В связи с этим не было таких оттенков, которыми это искрящееся и богатое воображение не украшало его план, чтобы убедить и уговорить. Один и тот же текст сопровождался тысячей различных комментариев, каждый из которых был плодом его вдохновения и соответствовал характеру и положению конкретного собеседника; он заручался его поддержкой в своем предприятии, представляя ему это в определенной форме, с определенной окраской и под нужным углом.

Мы только что видели, каким образом Наполеон заставил замолчать того, кого ужаснули расходы на поход в Россию и кто должен был их утвердить: император предложил, чтобы другие заплатили за это.

Он сказал военному, напуганному риском экспедиции, но скорее всего готовому соблазниться величием амбициозных планов, что мир должен быть завоеван в Константинополе, так сказать, на оконечности Европы; тот теперь мог представить, что его притязания вырастут от маршала до монаршего скипетра.

Министру[12]старого режима, которого перспектива пролития большой крови ради удовлетворения амбиций приводила в смятение, он объявил, что это война политическая; в России он атакует одних англичан, кампания будет короткой, и после нее Франция отдохнет; это пятый акт драмы — развязка.

В разговорах с другими Наполеон ссылался на амбиции России, силу обстоятельств, которые втягивают его в войну против его желания. С людьми поверхностного мышления и неопытными он не хотел ни объясняться, ни притворяться и коротко говорил: «Вы ничего в этом не понимаете; вы не ведаете ни истории, ни последствий».

Но принцам, членам своей семьи, он давно доверил свои мысли; он жаловался, что они не совсем понимают его положение. «Разве вы не видите, — говорил им Наполеон, — что, поскольку я не родился на троне, я должен поддерживать себя на нем, ибо взошел на престол благодаря своей славе? Что ради этого нужно добиваться новых успехов? Что частное лицо, ставшее монархом, подобно мне, не может остановиться; что нужно постоянно идти вверх, а быть неподвижным значит проиграть?»

Затем он описал им все древние династии, вооружавшиеся против него, плетущие заговоры, готовящие войны и думающие, как уничтожить, в его лице, опасный пример короля-выскочки. Поэтому он считал, что любой мирный договор — это заговор слабого против сильного, побежденного против победителя и особенно — великого по праву рождения против великого благодаря своим трудам. Так много сменявших друг друга коалиций укрепили его в этом мнении! В самом деле, он часто думал о том, что больше не потерпит старую власть в Европе, откроет новую эпоху, новую эру для тронов, короче говоря, чтобы всё брало отсчет от него.

Он привык доверять самые сокровенные мысли членам своей семьи, рисуя живые картины своего политического положения, которые сегодня не кажутся ни фальшивыми, ни написанными сгущенными красками: даже нежная Жозефина, всегда сдерживавшая и успокаивавшая его, часто давала ему понять, что вместе с сознанием своего высшего гения он, кажется, никогда в достаточной мере не осознавал свою власть, что, как все ревнивые личности, он постоянно требовал новых доказательств существования этой власти. Как это случилось, что среди шумных приветственных восклицаний Европы его беспокойное ухо смогло услышать несколько одиноких голосов, ставивших под сомнение его легитимность? Его беспокойный дух всегда искал тревог, он силен своими желаниями, но не может наслаждаться и неспособен покорить лишь себя самого.

Но в 1811 году Жозефина уже была разведена с Наполеоном, и хотя он продолжал навещать ее в месте ее уединения, голос императрицы уже не имел влияния, которое ему придают постоянное общение, проявления любви и желание сообщать друг другу самое сокровенное.

Между тем новые разногласия с римским папой осложнили жизнь французов. Наполеон обратился к кардиналу Фешу. Феш был усердным священнослужителем, его переполняла итальянская живость, он защищал претензии папы с настойчивым рвением и с жаром спорил с императором: «Кто оспаривает вашу власть? Но сила не аргумент, и если я прав, то вся ваша власть не сделает меня неправым. Кроме того, ваше величество знает, что я не боюсь мученичества». «Мученичества? — воскликнул Наполеон, переходя от давления на собеседника к смеху. — Не надейтесь на это, я умоляю вас, господин кардинал; мученичество не то дело, в котором должны участвовать двое; и что касается меня, то я не хочу делать мученика из кого бы то ни было».

Говорят, что к концу 1811 года эти дискуссии приняли более серьезный характер. Свидетель утверждает, что кардинал, до того времени не участвовавший в политике, теперь начал вести дебаты и по политическим, и по религиозным вопросам, смешивая то и другое; он умолял Наполеона не искушать одновременно людей, стихии, религию, землю и небо; в итоге он выразил мрачные предчувствия, что однажды увидит Наполеона погребенным под тяжестью вражды.

Император так ответил на эту яростную атаку: он взял кардинала за руку, подвел к окну, открыл его и спросил:

— Видите ли вы звезду над нами?

— Нет, сир.

— Посмотрите еще раз.

— Сир, я ее не вижу.

— Очень хорошо. Я ее вижу, — ответил Наполеон.

Потрясенный кардинал хранил молчание и сделал вывод, что никакой человеческий голос не будет достаточно громким для того, чтобы поколебать амбициозные замыслы, уже достигшие небес.

1 ... 11 12 13 14 15 16 17 18 19 ... 121
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?