Звериное царство - Жан-Батист Дель Амо

появляется в стихаре и пурпурной епитрахили, с приходским крестом под мышкой. В полотняную торбу он уложил священные масла, в руке держит бронзовый колокольчик.

– Вперед, вперед, – командует он, подталкивая Раймона и Элеонору в спины.

Процессия отправляется в путь. Первой идет Элеонора, худо-бедно освещая дорогу лампой. Другой рукой она звонит в колокольчик, но дождь заглушает звук. Альфонс бежит, петляя между лужами. Раймон Каррер несет крест на плече, поддерживая нижнюю часть левым локтем. Ливень струится по дереву, и траурный креп падает на растрескавшееся лицо Христа, глядящее в ночное небо, а его тело словно бы одето в саван. Крестьяне стоят у окон, освещенных теплым светом свечей, и смотрят, как двое мужчин и девочка шагают через площадь. Идущие навстречу женщины придерживают грязные юбки, но на колени не опускаются, только приседают и склоняют головы. Кузнец перестает бить молотом по наковальне и осеняет себя крестным знамением. В раскаленных углях лениво, как лава, мерцает подкова. Под амбарами и около винных складов сидят на цепи собаки. Учуяв Альфонса, они заходятся яростным лаем. Ребятишки прячутся от дождя под навесом, они тоже смотрят вслед молчаливой черной процессии, которая удаляется от деревни под хмурым усталым небом, обрушившим на землю потоки дождя. Скоро крики и лай стихают, Пюи-Ларок остается у путников за спиной, вокруг лишь глубокий наэлектризованный мрак и патина холмов, чьи очертания теряются в ночи.

Фазаньи курочки шебуршат в ежевичнике, какие-то маленькие голубые птички беззвучно прыгают по полю. Порыв ветра откидывает траурную ленту с лица Спасителя и уносит ее прочь. Кюре, церковный сторож и девочка застывают на месте и смотрят, как она летит в холодной ночи вдоль проселочной дороги, между падающими с деревьев листьями, возносится вверх и исчезает, стремительная и непредсказуемая, как вечерница[11]. Люди продолжают свой трудный путь. Отец Антуан пошатываясь идет по обочине, ступает по губчатой траве, то и дело поддергивая вверх сутану. Он что-то кричит, но до них доносятся только обрывки слов. Пурпурная пелерина хлещет его по лицу, и он замирает в странной позе – спина сгорблена, руки на бедрах. У придорожного распятия положено ненадолго задержаться, и священник присаживается, повторяя одышливым голосом:

– О Господи! О Господи! О Господи!

Кюре достает из торбы фляжку водки и делает глоток. Элеонора и сторож ждут, она неустанно звонит в колокольчик, он, насупившись, борется с ветром, который запутался в распятии, и тот больно давит ему на левое плечо. Пустую темноту ночи разрывает слабый свет лампы, зажатой в руке замерзшей девочки. Сверкнувшая молния высвечивает немую сцену – люди застыли, как испуганные лани, в ослепленных на мгновение глазах запечатлелся крест. Отец Антуан аккуратно убирает фляжку, сторож и девочка изо всех сил тянут его за руки, ставят на ноги, и скорбное путешествие продолжается. На огороженном лугу, под деревьями, стоят забытые невидимые коровы, только белки грустных глаз сверкают, когда мимо проплывает огонек лампы. На подходах к неразличимой пока ферме гром срывается с небес, ужасно напугав Альфонса, и пес улепетывает, не обращая внимания на крики Элеоноры. Молния ударяет в столетний кедр, и кюре бормочет блеющим голосом:

– И… если пойду я… долиной смертной тени… То не убоюсь… зла… ибо… Ты со мной… Твой посох… меня… защитит…

Очередной порыв ветра проносится над дорогой, и вымокший скользкий крест вырывается из рук Раймона и замирает стоймя, словно некая высшая сила сначала удерживает его в вертикальном положении, а потом перекидывает через канаву и укладывает плашмя на поле под паром. Отец Антуан и Элеонора застывают с разинутыми ртами, Раймон, «напробовавшийся» земли, с трудом поднимается на ноги, оскальзывается, снова падает, встает, сплевывает, утирает поцарапанное лицо. Толстяк-кюре и девочка молча переглядываются, Каррер вытаскивает крест из грязи, водружает на плечо и, перешагнув через канаву, возвращается на дорогу.

К тому моменту, когда они наконец добираются до дома, дождь успевает отмыть лица Спасителя и Раймона, и сторож со вздохом облегчения прислоняет распятие к стене фасада. Марсель открывает им дверь, они входят и замирают на пороге. Фермерша сидит рядом с телом мужа. Он умер без отпущения грехов. Руки и ноги покойника скрутила жестокая судорога, голова закинута назад, глаза смотрят в какую-то точку над спинкой кровати, рот приоткрылся, обнажив расшатавшиеся зубы, кадык едва не прорвал отощавшую шею, как будто он проглотил нечто большое и острое. Элеонора кидается к усопшему, обнимает еще теплое тело, целует в красивую серебристо-белую бороду.

На рассвете колокольный звон будит промокшую безмолвную деревню. Вдова закрыла простынями все зеркала, повернула лицом к стене единственную фотографию покойного мужа и подошла к кровати – нужно торопиться, пока тело не остыло. Женщина подсунула ладонь под затылок и положила голову на подушку идеально ровно, опустила мертвые веки, закрыла рот, подняв и подвязав нижнюю челюсть полоской марли (на висках наверняка останется ячеистый след). На столик рядом с изголовьем она ставит крест и блюдечко со святой водой, обмакивает в нее ветку букса. В полной тишине, со всем возможным почтением, вдова и Марсель обмывают покойника. Сквозь щели в закрытых ставнях просачивается голубой свет зари, зажженные свечи отбрасывают тени на лица живых. Они загасили огонь в очаге и вычистили золу. Марсель поднимает тело дяди, легкое, как вязанка хвороста. Мать протирает теплой водой каменеющую бледную плоть, встряхивает широкие простыни и разглаживает их ладонями. Они одевают фермера в парадный костюм, бывший на нем в день свадьбы и день крестин Элеоноры, теперь он делает его похожим на пугало. Марсель с силой разгибает мертвые руки, суставы щелкают, ломаются, и он укладывает их вдоль тела на саван, вдова не без труда вплетает в пальцы четки, расчесывает волосы и бороду, которые не перестанут расти до погребения. Она берет иглу и вычищает грязь из-под ногтей себе на ладонь. Осторожно отодвигает кутикулы. Закончив, женщина садится, открывает старый маленький молитвенник и тихо бормочет себе под нос псалмы. Вскоре появляется орда варваров-соседей: люди приходят пешком, приезжают на велосипедах или в двуколках, заполняют комнату. Вдова выглядит безутешной. Все по очереди подходят к кровати, крестятся, кропят покойному лоб святой водой, взяв веточку букса. Капли воды застывают на оплывшем лице. Крестьяне устраиваются на скамьях, стоящих вдоль стен, не знают, куда деть руки, и кладут их на узловатые колени.

Могильщик втыкает лопату между двумя могилами, выбрасывает первый ком мягкой земли с корешками. Маленькое сельское кладбище расположено на склоне холма. Чуть в стороне столяр Жослен Лагард обстругивает доски и сколачивает гроб, в которой положат тело отца. Удары молотка по шляпкам гвоздей слышны