Тайна серебряной вазы - Елена Басманова

– Ну вот, – огорчился профессор, – мечтали о театре, хотели развлечься, не успели толком и себя показать, и Варламов, Берендей, то бишь, еще не выходил. Что же теперь всем ехать домой?

– Мне не хотелось бы портить вам вечер, – скрывая внутреннее возбуждение, произнесла как можно унылее Мура, – честное слово. Но мне необходимо прилечь.

– Пожалуй, – нахмурился профессор, одна его бровь поползла к переносице, – я отвезу тебя домой...

Через десять минут Николай Николаевич Муромцев и его младшая дочь сидели в закрытом экипаже, мчавшем их по темному декабрьскому городу. Сквозь замерзшие прикрытые шторками стекла ничего не было видно. Мура крепко держала за руку отца. Каждый раз, взглядывая на него с немым вопросом, она видела, как он прикладывал палец к губам. Долго, очень долго длилось путешествие, экипаж то вздрагивал на заледеневших кочках, то ехал более плавно по накатанной дороге. Как только экипаж остановился, профессор вышел и подал руку дочери...

Небо было звездным, но далекого холодного света не хватало, чтобы осветить яснее неровные черные громады, оставалось только гадать, что это – деревья или постройки? Слева из темноты выступала голая стена, хорошо была видна дверь, над которой горела тусклая лампа. Именно туда и направились приехавшие. У входа привратник с закопченным фонарем осмотрел их и махнул рукой, приглашая следовать за ним.

Они поднимались по довольно крутой лестнице почти в полном мраке, если не считать неверного светового пятна в руке привратника. Все происходило в глубоком молчании, Мура держалась за руку отца, ее охватил неизъяснимый страх! Но вскоре они попали в маленькую переднюю. Пришлось довольно долго ждать в темноте. Наконец откуда-то из-за стены раздался гробовой голос: «Войдите!». Мура задрожала и прижалась к отцу. Они вошли в большую комнату, Слабо освещенную лампой с абажуром – лампа стояла на столе, покрытом черным сукном. За столом сидел старик в восточной одежде – в пестром халате, в огромной парчовой чалме, из-под которой спускались длинные седые волосы. Он сосредоточенно читал огромный фолиант с полуистлевшими страницами, не обращая внимания на вошедших. Убранство стола дополняли деревянная чернильница, череп и груда толстых книг.

Оглядевшись, Мура заметила выпуклое зеркало в раме из черного дерева и черную занавеску. Немного успокоившись, она подумала: наверное, в этом зеркале можно увидеть будущее, а за черной занавеской скрываются видения...

Размышления Муры прервал профессор, он взял ее за локоть и, подведя к столу, сказал:

– Учитель, вот девушка, о которой я вам говорил, ее сердце пылает любовью к ближнему, а ум жаждет света. Она знает и по-гречески и по-латыни.

Мистик поднял голову и глухо сказал по-французски:

– Чего вы желаете, дитя мое?

Язык Муры прирос к нёбу. Она и не предполагала, что ей придется выбирать – в какой род мистических знаний она хочет быть посвящена. Она не сомневалась, что человек, обладающий тайным знанием, сам решит, что именно он должен открыть ей. Она растерянно посмотрела на отца.

– Учитель, – сказал профессор, желая помочь дочери, – сия девушка желала бы узреть одно из тех видений, которые может вызвать исследователь сверхъестественных областей.

– Дитя мое, – вновь обратился старик к Муре голосом глухим и неприятным, – что вы желаете видеть: зверей апокалипсиса, умерших или отсутствующих близких?

При мысли о мертвых и зверях апокалипсиса Мура почувствовала холод во всем теле и ответила быстро и невнятно:

– Нет-нет, я желаю видеть живых, сестру, мать, господина... Ну все равно...

Учитель встал из-за стола и попросил Муру немного подождать за дверью, ему требовалось сосредоточиться. Мура вернулась в темную переднюю и оказалась в полном мраке и в полном одиночестве.

Она боялась пошевелиться, слышала свое колотящееся сердце, неизъяснимый страх не пропадал. Через несколько минут, показавшихся ей чудовищно длинными, она стала упрекать себя за ненужное любопытство, молила своего ангела-хранителя спасти ее, обещала самой себе, что никогда больше, никогда не свяжется со сверхъестественными силами.

Наконец дверь открылась, Муру пригласили войти.

– Дитя мое, – раздался глухой голос таинственного старика, – ваше желание будет исполнено, но предупреждаю вас: если вы сделаете хоть один шаг или произнесете хоть одно слово, все увиденное вами тут же исчезнет. Смотрите на занавесь, и вы сейчас увидите дорогих вам людей в том положении, в котором они находятся в настоящее время.

Мура собралась с силами. Старик хлопнул в ладоши, черная занавесь поднялась, снизу заклубился какой-то странный дым – и сквозь серо-голубое облако Мура увидела уютную театральную ложу, которую она так опрометчиво покинула, а в ней мать. Брунгильду и отцовского ассистента – Прынцаева. Неприятный старик творил подлинные чудеса. Он показал Муре истинную картину: колье на шее Брунгильды, бирюзу с серебром Мура сама сегодня застегивала на шее; ухмыляющийся Прынцаев все еще держал в руке красочную бонбоньерку с конфетами, ту, что была у него в руках, когда он шел к ложе Муромцевых навстречу покидающим театр Николаю Николаевичу и Муре.

Голова у Муры закружилась, она вскрикнула – и в ту же секунду занавесь упала вниз, закрыв чудесное видение.

Мура бросилась к отцу, обняла его за талию и крепко прижалась к нему. Профессор погладил дочь по щеке.

Старик в восточной одежде взял в руку череп, поднял его над головой и произнес торжественно и громко:

– Дитя мое, вы доказали мужество и поэтому вас можно посвятить и в другие таинства.

Профессор разомкнул объятия дочери, взял ее за руку и подвел к черной занавеси. Он дернул за шнурок с кисточкой на конце – и занавесь уже без всякого дыма раздвинулась на всю свою ширину. Перед изумленной Мурой открылась ярко освещенная зала, посреди которой стоял накрытый стол, а вокруг этого стола сидели мама, сестра Брунгильда, ухмыляющийся Прынцаев и еще несколько знакомых. Все они, улыбаясь, смотрели на несчастное лицо Муры, потом вскочили, бросились к ней, окружили ее и наперебой стали объяснять, что все, что она только что видела, – мистификация, устроенная с целью вылечить ее от излишней склонности к чудесному, мистическому, потустороннему...

Через минуту Мура облегченно смеялась вместе со всеми. Елизавета Викентьевна обняла дочь. Что-то нежно шептала Брунгильда. Мура совсем успокоилась, когда присоединившийся к компании таинственный мистик, учитель, владыка таинственных невидимых сил, отодрал со своего лица мохнатые зловещие черные брови, снял чалму с приклеенными к ней седыми космами, развязал тесемки восточного халата и оказался самым обычным человеком в черном сюртуке, белой рубашке со стоячим воротничком и элегантным галстуком

– Ты не обиделась, Машенька? – спросил шепотом профессор, подводя ее к столу и помогая усесться.

– Нет, – ответила Мура, – просто стало немного грустно. Я ждала приключения, а вышла святочная шутка.