Серебряная ветка - Розмэри Сатклиф

— Хорошо, сейчас выйду, — ответил Юстин, отказавшись от мысли зайти в баню до обеда. — Куда ты дел его?

— Он там, на плацу, командир, дальше идти не хочет. — Помощник ухмыльнулся.

Юстин кивнул. Он успел свыкнуться с повадками раскрашенного народа. Уже не первый раз в крепость являлись охотник со следами волчьих укусов; они вели себя настороженно и недоверчиво, как дикие звери, но при этом требовали, чтобы лекарь когорты их вылечил. Юстин вышел на вечерний воздух и увидел охотника. Тот стоял прислонившись к освещенной закатным солнцем стене, голый, если не считать куска волчьей шкуры на бедрах и окровавленных грязных лохмотьев на плече, высокого роста, выше, чем это характерно для пиктов, с гривой густых желтых, как у льва, волос и красивыми девичьими глазами.

— Ты — целитель с ножом? — с достоинством и прямотой дикаря спросил он. — Я пришел, чтобы ты вылечил мне плечо.

— Пойдем со мной в исцеляющий дом. Я посмотрю рану.

Охотник бросил взгляд на низкое здание больницы.

— Мне не нравится, как здесь пахнет, но я пойду с тобой, потому что ты так велишь, — ответил он и последовал за Юстином.

В хирургической Юстин усадил охотника на скамью под окном и принялся разматывать грязные тряпки на плече и руке. Сняв последнюю, он увидел, что плечо истерзано, рана запущена и сильно воспалилась.

— Это случилось не час назад, — заметил Юстин.

Человек кивнул:

— Да, пол-луны назад.

— Почему ты не пришел сразу, пока рана была свежая?

— Я не хотел идти из-за такого пустяка, подумаешь — волчий укус. Но волк был старый, зубы плохие, и укус не заживает.

— Это ты правильно говоришь. Юстин принес чистых тряпок, мази и флягу местного ячменного спирта, который жег открытую рану, как огонь.

— Сейчас я сделаю тебе больно, — предупредил он.

— Я готов.

— Тогда не дергайся, рука у тебя в таком… Ну, вот и все.

Он с придирчивой тщательностью промыл рану. Охотник сидел как каменное изваяние в продолжение всей жестокой операции. Затем Юстин смазал рану и перевязал плечо чистыми тряпками.

— На сегодня хватит. Но имей в виду — ты придешь завтра и потом много-много дней подряд.

В дверях больницы они расстались.

— Приходи завтра в это же время, друг. — Юстин постоял, глядя, как тот удаляется легким шагом охотника через плац к воротам. Он не ждал, что тот объявится снова. Чаще всего эти люди больше не появлялись.

Однако на следующий вечер, в то же время, охотник опять стоял прислонившись к больничной стене. Он приходил каждый вечер, сидел как каменное изваяние, пока длилась перевязка, и исчезал до следующего дня.

На седьмой вечер, когда Юстин начал, как всегда, перевязывать плечо, на порог вдруг упала тень и вошел Флавий — проведать легионера Манлия, все еще прикованного к постели из-за сломанной ноги.

Мимоходом он глянул на лекаря и пациента и, невольно задержав взгляд на плечо охотника, присвистнул.

— Несколько дней назад выглядело гораздо хуже, — заметил Юстин. Флавий вгляделся пристальнее:

— Сейчас тоже достаточно безобразно. Волк?

— Волк. — Охотник поднял на него глаза.

— Как это случилось?

— Кто знает, как такие вещи случается? Так быстро, что и опомниться не успеешь. Но теперь пройдет много-много дней, прежде чем я опять пойду на охоту с раскрашенным народом.

— С раскрашенным народом? — переспросил Флавий. — Значит, ты не из них?

— Я? Разве я весь синий с головы до пяток?

И в самом деле: татуировка на нем была — синий рисунок воина на груди и на руках, — но не такая, как у пиктов, у которых она покрывала все тело, не оставляя пустого места. Охотник был также выше и светлее большинства пиктов, как уже заметил Юстин в первую их встречу. — Мой народ живет среди заливов и островов западного берега, дальше старого северного Вала. Мой народ пришел в старые времена Эрина. — Дальриады, — вставил Флавий. Юстин почувствовал, как охотник сжался под его руками. — Да, я был дальриад, Скотт из племени… не важно. Теперь я человек без племени и без родины. Наступила тишина. Юстин, который всегда не находил слов, когда речь шла о чем-то важном, продолжал смазывать раны на плече охотника. Но Флавий спокойно сказал:

— Это плохо. И как же это получилось, дружище?

Охотник вскинул голову:

— Мне шел шестнадцатый год, и я чуть не убил человека во время Большого Сбора, на который племена сходятся раз в три года. На Холм совета, где выбирают Круг, нельзя приходить с оружием. За такой проступок всегда полагалась смерть или изгнание. Я был еще мальчик и только-только получил весной знак доблести, а тот человек оскорбил мой дом, поэтому вождь был за изгнание, а не за смерть. И вот я уже больше пятнадцати лет охочусь вместе с раскрашенным народом и совсем почти забыл свое племя.

После того вечера у Флавия вошло в привычку навещать Манлия примерно в те часы, когда Юстин перевязывал охотнику плечо. Мало-помалу между ними тремя возникло нечто вроде дружбы, и охотник, сперва довольно молчаливый, почувствовал себя свободнее и разговорился. Раны на его плече постепенно очистились и затянулись, и наступил день, когда Юстин сказал:

— Ну вот, посмотри, все зажило. Мази и повязки больше не нужны.

Скосив глаза на розовые шрамы, оставшиеся на память от волчьих клыков, охотник заметил:

— Конец был бы совсем другой, встреть я моего волка год или даже несколько лун назад.

— Почему? — спросил Юстин. — Я не первый целитель в Магнисе-на-Валу.

— Да, и центурион не первый командир в Магнисе-на-Валу. «Прочь, собаки! Убирайтесь на свою навозную кучу!» — вот что мы слышали от последнего командира. Нам бы и близко не подойти к целителю, как бы мы ни старались. — Он перевел взгляд с Юстина на Флавия, прислонившегося к косяку входной двери: — Сдается мне, ваш император Караузий умеет выбирать себе щенков.

— Ты ошибаешься, дружище, — резко возразил Флавий. — Не потому очутились мы в этом богами забытом месте, что Караузий оценил нас.

— Да? — задумчиво протянул охотник. — Не всегда, мне думается, можно понять до конца, что скрывается за поступками великих. — Он поднялся и стал рыться в складках накинутого на плечи пледа. — Да, да, может, так, а может, и не так… День назад вы говорили, что ни разу не видели наших больших военных копий. Вот я и принес показать вам мое копье, царя среди копий. Никому другому из вашего племени не показал бы я его в дни мира.

Он повернулся к окошку, к свету:

— Посмотрите, красота!

Большое копье, которое он вложил в руку Юстину, было и в самом деле красивейшим из всех виденных им: длинное, тонкое лезвие вспыхивало таинственным серебряным пламенем в неярком вечернем свете, конец древка, утяжеленный бронзовым шаром величиной с яблоко, был украшен сине-зеленой эмалью, а на шейке, под самым лезвием, сидело кольцо из перьев дикого лебедя. Прекрасное и смертоносное оружие. Юстин взвесил копье на руке и отметил про себя его необычную тяжесть, но тут же решил, что копье сбалансировано настолько точно, что при метании вес его, вероятно, незаметен.