Ермак. Начало - Игорь Валериев

Так что же я могу? А могу я, как профессиональный военный и офицер спецназа — Родину защищать! И не важно, как эта Родина называется: Российская Империя, Советский Союз или Российская Федерация. Тем более, Тимохе Аленину кроме как дальнейшей военной службы в Амурском казачьем полку ничего больше и не светит.

А вот здесь, поподробнее. С моими навыками и то, что уже умеет Тимоха, за шесть лет до первых трёх лет службы в полку можно будет «слепить» образцового суперказака Амурского полка Аленина Тимофея Васильевича. Но что мне это даст? Прославлюсь на уровне сотни или полка, как отличный рубака и стрелок от Бога. И всё?! Воевать то в Китайском походе и русско-японской войне придётся по той тактике и военным приёмам, которые приняты в русской армии в настоящее время. А как же мой опыт диверсионно-разведочных операций, снайперское искусство, до развития которых ещё сто лет? Кто прислушается к мнению простого казака, пусть и лихого? Никто. Не тот статус.

Опять всё упирается в социальный статус тела, в котором я сейчас нахожусь, и его как-то надо менять. Иначе все мои знания пропадут напрасно. Один в поле не воин. Надо каким-то образом внедрить эти знания массово. Но как? Над этим вопросом я ломал голову долго, пока не помог дед Афанасий, только помощь эта обернулась для меня большим горем.

Рано утром я вышел на крыльцо и потянулся, глядя на встающее солнце. Лепота! Раны затянулись. Ничего не болит. Фельдшер Сычёв и знахарка Марфа вчера вечером после совместного «медицинского консилиума» сказали деду Афанасию, что молодой казак Аленин полностью здоров. После этого Марфа почему-то поспешно уехала, а дед с фельдшером натрескались ханшина до положения риз, после чего я с большим трудом загрузил Сычёва в его тарантас и отвёз в станицу. Вернулся домой поздно ночью, забрав у атамана Селевёрстова своего коня.

Встав рано утром, выйдя на крыльцо и потягиваясь, я думал о том, что как прекрасно чувствовать себя в молодом теле, когда ничего не болит, не ноет, не тянет. Действительно, лепота! Сальто вперёд, что ли с крыльца сделать или колесом по двору пройтись.

Спустившись с крыльца и зайдя за угол дома, готовясь перейти на бег, я буквально наткнулся на деда, который стоял в одних шароварах и нательной рубахе, что-то внимательно рассматривая вдали.

— Баню протопи, Тимофей, — не поворачивая головы, сказал дед.

— Так сегодня не суббота?!

— Протопи. Надо мне.

Дед продолжал смотреть вдаль, но при этом глаза его были какими-то пустыми, без единой мысли.

Не говоря больше ни слова, я отправился носить воду в баню. Налив котёл и все кадушки для холодной воды, разжёг дрова в печи и пошёл к деду с докладом, думая, чем вызвана внеплановая помывка в бане. На улице деда уже не было, и я прошёл в дом. Старый Афанасий сидел в горнице за столом, одетый в одно исподнее, а на столе перед ним стояли ларец и шкатулка, в которых он хранил бумаги и разные ценные вещи.

— Садись, Тимофей, поговорить надо, — дед указал на табурет рядом со столом напротив себя.

— Что-то случилось, деда?

— Агафья моя, сыновья все трое, да сноха Катерина приснились мне сегодня. Стоят и зовут меня к себе, — дед выпрямился на табурете и положил руки на стол. — Помирать сегодня буду.

— Ты чего, деда, с ума сошёл?! — я взволновано привстал из-за стола.

— Сиди и слушай, Тимофей Васильевич. Да, именно, Тимофей Васильевич. Последним, ты, в нашем роду Алениных остаёшься. Перед смертью спросить тебя хочу, — дед Афанасий будто попытался просверлить внука своим пронзительным взглядом. — Кто ты?

Я отвёл глаза и уставился в поверхность стола.

«Всё, приплыли! — метались мысли в голове. — Видно косяков за три месяца, пока выздоравливал, много спорол, если дед не верит, что я его внук».

Поднял голову и, глядя деду в глаза, произнёс:

— Я, Тимофей Васильевич Аленин.

— Нет, не Тимоха ты! Внук иногда в тебе проглядывается, но с каждым днём всё меньше и меньше, — старый Афанасий сжал кулаки. — Не бойся, скажи. Я сегодня помру. Мне знать перед смертью надо, где Тимоха!

— Да я не Тимоха, но я действительно Аленин, и зовут меня Тимофей Васильевич. Наш род также идёт от донской ветви потомков Ермака. Кто-то из моих пращуров твой брат, только не знаю степени того родства.

— Что-то не пойму ничего!

— Понимаете, Афанасий Васильевич, я родился… Рожусь… Тьфу, ты. Появлюсь на свет ещё только через восемьдесят лет. Как бы проще объяснить. Я жил в будущем, там умер, и душа моя как-то попала сюда в тело Тимохи.

Старик откинулся назад и, быстро крестясь, произнёс: «Чур, меня. Свят, свят, свят! Изыди, сатана!»

Я грустно улыбнулся, перекрестился, достал из-за пазухи медный крестик и поцеловал его:

— Не сатана я, Афанасий Васильевич, а вот кто, теперь и сам не пойму. Там в будущем я был офицером, защищал Родину. Защищал хорошо. Если сравнивать награды, то здесь я был бы георгиевским кавалером с кучей других орденов и медалей. Потом там я умер, а очнулся в теле Тимохи и принял бой с хунхузами. Сначала мы с Тимохой как бы мысленно разговаривали между собой. Когда надо было общаться с вами, Афанасий Васильевич или с Марфой, то это делал Тимоха. Но потом мы с Тимохой стали как бы растворятся друг в друге. Я теперь знаю и помню всё, что знал и помнил Тимоха, а он знает всё обо мне. Поэтому, я — это теперь Тимоха.

— Вот оно что…!

— Да, Афанасий Васильевич, с одной стороны я сейчас сижу и разговариваю с вами как с посторонним человеком, а с другой стороны мне хочется заплакать, обнять вас и закричать: «Деда, не помирай!».

— Внучек! — из глаз старого Аленина потекли слёзы.

— И ещё, Афанасий Васильевич, там в моём будущем Тимофея хунхузы во время этого набега убили, а здесь он, хотя и таким образом, остался жив!

Старик встал из-за стола, обошёл его, подходя ко мне и, нагнувшись, прижал мою голову к своей груди: «Внучек, мой!». Я застыл, а потом моё тело затряслось от неконтролируемых мною рыданий.

— Вот и хорошо, внучек. Поплачь… — дед гладил по голове и по спине внука, который прятал лицо в нательной рубахе старика. — Сейчас полегчает, внучек. Полегчает.

Через некоторое время Тимохина сущность успокоилась, а старый Афанасий, ещё раз погладив меня по голове, вернулся на своё место за столом.

— И что там будет, в будущем?

— Страшно будет, войн много будет, крови людской реки прольются.

— Ну, не живётся спокойно басурманам! — дед Афанасий осуждающе покачал головой. — А что здесь делать будешь?

— Защищать Отечество! Что ещё казак может делать. Знания вот хочу свои из будущего о военных приёмах казакам передать. Я там до гвардии подполковника дослужился.

— Кхе… Гвардия! Подполковник! — старик довольно разгладил рукой бороду. — Так ты у нас — ваше высокоблагородие, Тимоха! Хе-хе, не зря хотел тебя в военное училище устроить.