По рукам и ногам. Книга 1 - Анна Шеол

Едва я попыталась слезть с его колен, Ланкмиллер приподнял меня словно котенка и уложил на кровать, опустившись рядом и носом уткнувшись мне в шею. Спрашивать что-то сейчас было бесполезно, и я улеглась поудобнее, больше не пытаясь улизнуть. Чёрт с этим, пусть отдохнёт, что с него взять.

Едва дыхание Кэри выровнялось, стало глубоким и ровным, я потихоньку вылезла из-под его руки и ушла спать на кресло.

– Ки-и-ику…

Я раздражённо отмахнулась. Даже во сне умудряется достать этот Ланкмиллер. Ну чем я так провинилась перед судьбой? Может, если талантливо притворюсь, что сплю, он отвалится?

– Ки-ику, – уже куда более требовательно.

Нет, эта кара меня окончательно постигла. С протестующе-досадливым стоном пришлось продирать глаза, чтобы разрушить последние надежды, удостоверившись, что это точно не сон и Ланкмиллер действительно нависает надо мной, опираясь на подлокотники кресла и внимательно заглядывая в глаза.

– Проснулась наконец-то, – констатировал мучитель и выпрямился.

Слов не было подобрать, как он меня раздражает. Когда ты едва не двинул кони и в целом ощущаешь, будто по тебе хороший трактор проехался, его рожа – последнее, что хочется лицезреть.

– Вот скажи мне, – Ланкмиллер сцепил руки за спиной и отвернулся, вопрос был задан почти ласково, снисходительно уж точно, – неужели тебе не прельщает перспектива хотя бы спать со мной в одной кровати?

– Спать в одной кровати приятно с тем, кого любишь. А тебя… – Я красноречиво замолчала в надежде, что он сам додумает.

– А меня твои глазоньки видеть больше уже не могут, потому что я жуткий богомерзкий тиран и выпил тебе всю кровь, – Кэри театрально развёл руками и укоризненно взглянул на меня, – уж не настолько плохо я с тобой обращаюсь.

Я насупилась. Спорить можно было до пены у рта и судорог конечностей, но у него своя правда, у меня – своя, и мы будто говорим на разных языках. Ни к чему всё равно не придём, так что в подобных спорах очень мало толку. Тем более меня сейчас занимали потребности более насущные.

– Есть хочу… – посетовала негромко.

– Тарелка ждёт на столе. Собственно, за этим я тебя и будил, вовсе необязательно было материться.

Материлась? Я материлась? Ну, то, что случилось спросонок, – не считается. Я была не в себе.

Тарелка действительно стояла на прикроватном столике, плоская и матовая, с тёмно-синей каемкой. В ней бултыхалось нечто вроде жидкой картофельной каши вперемешку с водой и без всяких специй. Но пахло вкусно. Хотя после четырёх дней вынужденной голодовки какая угодно баланда будет пахнуть вкусно. Я было взялась за ложку, но тут же резко выронила её и недоверчиво взглянула на Кэри.

– Это есть можно, – доверительно шепнул он, склонившись к моему уху.

Своим убогим дешёвым фарсом испортил весь аппетит. Впрочем, на этом он, видимо, счёл свой господский долг исполненным, потому что собрался уходить – обернулся ко мне спиной. И я тут же совершила глупость, поддавшись порыву.

– Кэри!

Он так быстро остановился, что носом пришлось врезаться между его лопаток.

– Ты неправильно поступаешь, что не ищешь виновника. Это слишком страшная вещь, чтобы оставлять её безнаказанной. Что, если на этом дело не кончится? Мы ведь не знаем…

– Даже слышать ничего не хочу, – он оборвал меня довольно резко, если не сказать грубо. – Это кто-то из дома, кто-то из людей, так или иначе близких мне. И я не хочу знать, кто.

– Что за ерунда? Ты никогда не сможешь жить спокойно, не зная, кто. Будешь видеть в каждом врага и предателя. И очень быстро сойдёшь с ума от собственных подозрений.

Но кто я, чтобы мне отвечать? Ланкмиллер вышел за дверь, даже не повернув в мою сторону головы, но я оказалась упорнее, чем сама от себя ожидала, и, высунувшись в коридор, вернула Кэри обратно в комнату. Взяла за рукав, усадила на кровать и только после этого принялась за еду. Вопреки ожиданиям, много в меня не влезло. Мучитель смотрел на всё это скептически, но, пока я жевала, рта не раскрывал.

– В заложники меня взяла, что ли? – наконец фыркнул Кэри, складывая руки на груди. Весь его вид выражал нетерпение и недовольство, однако он почему-то оставался здесь.

– Ты серьёзно собираешься меня бросить меня тут одну? Сейчас? Мне страшно. – Я будто давила ему на жалость, и в этом была какая-то особенная низость, но эти никчёмные угрызения совести можно вполне можно отбросить в нашей ситуации.

Где-то в поместье ходит убийца. Он знает, что его не ищут, и наслаждается собственной безнаказанностью. Его целью могла быть Николь, любимая наложница хозяина. Или я, новенькая из на редкость паскудного места, которую здесь не ждали. Или мы обе. Сейчас никто не мог сказать с полной уверенностью, что убийца остановится на достигнутом. Он уже перешёл черту, и таким терять нечего. Внутри всё ходуном ходит от мысли, что останусь здесь в одиночестве. В этой комнате на двоих.

– Ты четыре дня безвылазно провалялась чуть ли не в коме – и ничего, жива и, похоже, очень даже здорова. Я выяснил это пару часов назад, и за всё это время ничего с тобой не сделалось.

Погодите секунду, в смысле, пару часов назад? Про меня забыли ему сообщить? И за все эти четыре дня он сам догадался выяснить, куда это я пропала? Какой чудесный хозяин, просто золото. Помнит только, когда не надо.

– Послушай, ты просто не имеешь права оставить меня одну, – я была совершенно не в состоянии пускаться в объяснения, поэтому просто ещё раз угрюмо повторила сказанное, хватая его за пиджак.

– Если будешь ходить за мной хвостом, всё станет только хуже, – он резко склонился к моему лицу, заставив затылком вжаться в спинку кресла. Цинично, но крыть абсолютно нечем. Значит, он тоже считает, что причиной этого стала ревность.

Я в ответ нахмурилась, стискивая лацканы его чёрного пиджака. В молчаливом ожидании прошла минута.

– Не отпустишь?

– Нет.

– Ладно, собирайся. Прогуляемся на свежем воздухе. Сколько же с тобой хлопот…

Меня не очень прельщала перспектива прогуливаться. Меня не прельщала перспектива двигаться вообще. Но я всё равно пошла с Ланкмиллером, потому что знала: стоит мне остаться – сойду с ума. Топала за ним, совершенно не поспевая, и невесело ухмылялась собственным мыслям. Он обещал привести на набережную, но какое же у нас, должно быть, разное представление об этом слове. Возле бордель-кафе тоже была своя набережная, бурая от грязи, заплёванная до основания. Прибрежные заведения выставляли туда свои мусорные контейнеры, и запах стоял соответствующий, вдобавок ко всему с поразительной быстротой развелись крысы. Сквозь кладку мелкой бетонной плитки, вздувшейся от дождей, болезненно-серыми клочьями прорастала сорная трава, затоптанная рабочими с причала, вобравшая в себя всю пыль, которую только можно. Порт располагался совсем рядом, и грузовые корабли оставляли на воде широкие пятна мазута, они покачивались в волнах и на свете солнца отливали глянцевой ядовитой зеленью. Я даже не удивилась бы, узнай, что Ланкмиллер не видел этого места ни разу в жизни.