Берия. Арестовать в Кремле - Анатолий Сульянов

Особенно усердствовал начальник Политуправления РККА, недавний помощник Сталина, армейский комиссар Мехлис — политработники арестовывались группами, отдавались под суд военного трибунала политруки, комиссары всех рангов, невзирая на полученные в недавних боях ранения и правительственные награды… 28 июля 1937 года Лев Захарович доносил: «Товарищу Сталину. Уволил 215 политработников, значительная часть из них арестована».

С мая 1937 года по сентябрь 1938 года увольнению из РККА, репрессиям подверглись более 40 тыс. военнослужащих начальствующего состава: половина командиров полков, почти все командиры бригад и дивизий, все командующие войсками военных округов и флотов, члены военных советов и начальники политуправлений округов, большинство начальников политотделов дивизий, корпусов, армий, более трети ведущих преподавателей военных академий и училищ. В армии велась широкомасштабная работа по изгнанию из ее рядов, уничтожению наиболее подготовленных, талантливых командиров и политработников, что, естественно, значительно ослабило готовность РККА к ведению современной войны.

Решение о смертной казни принималось до суда. Вот один из документов: «Т. Сталину. Посылаю на утверждение 4 списка лиц, подлежащих суду: на 313, 208, на 15 жен врагов народа, на военных 200 человек. Прошу санкции осудить всех к расстрелу. 20.8.1938 г. Ежов». Резолюция Сталина и Молотова: «За. И. Ст. В. Молотов».

11 декабря 1938 года Сталин и Молотов санкционировали расстрел 3167 человек. За один день!

Если за первые три месяца 1937 года в военно-воздушных силах произошло 7 катастроф и 37 аварий с гибелью 17 человек, то за такой же период 1938 г. — 41 катастрофа и 56 аварий с гибелью 73 человек. На росте аварийности сказались репрессии опытных кадров ВВС.

Осенью тридцать восьмого года по решению Сталина заместителем к Ежову назначен Берия. Ежов понял: «подсадная утка» — глаза и уши генсека, а в дальнейшем, глядишь, столкнет с наркомовского кресла. «Неужели, — думал Ежов, — чем-то не угодил Сталину? Чем? Выполнял все его установки, понимал любой намек. Где-то перегнул палку? «Заговор военных»? Но Сталин подтолкнул это дело, торопил его, Ежова, прокурора А. Вышинского, председателя Военной коллегии Верховного суда В. Ульриха. Не по своей же инициативе допрос всех обвиняемых Вышинский провел за два с половиной часа». Неспокойно на душе Ежова, поговаривают, что его фамилия исчезла из списка предполагаемого Политбюро на XVIII съезде.

Но ни сомнения, ни тяжесть на сердце не останавливали владельца «ежовых рукавиц»…

Массовый террор начсостава РККА не ослабевал ни на один день, многие командиры при аресте оказывали сопротивление.

Заместитель командующего Приволжским военным округом И. Кутяков[5] получил приказ прибыть к наркому обороны. Комкор знал, что подобные вызовы к наркому, как правило, заканчивались арестом. Сел в бронированный вагон. Ночью искушенные работники НКВД отцепили вагон на небольшой станции и кинулись в тамбур. В темноте Кутяков с адъютантом завязали схватку и через несколько минут вышвырнули чекистов в темноту. Иван Семенович имел намерение бороться до последнего. Сотрудники НКВД решили подцепить паровоз, вывезти вагон за пределы станции и там арестовать строптивого чапаевца. Отцепив паровоз от стоявшего на станции товарняка, энкавэдэвцы направились с ним к вагону Кутякова, но были остановлены очередью из пулемета, предусмотрительно взятого с собой предприимчивым комкором. Старший группы захвата отыскал перепуганного военного коменданта и приказал направиться к Кутякову и потребовать от него немедленной сдачи властям, то бишь НКВД. Дрожащий от страха комендант, едва передвигая негнущимися от страха ногами, шел к злополучному вагону, ожидая выстрела из нагана или очереди из пулемета. На предложение коменданта Кутяков рявкнул:

— Нет! Катись к чертовой матери! Скажи им: не дамся, пока не будет санкции наркома Ворошилова!

Комендант доложил старшему.

— Скажи Кутякову, что санкция наркома на его арест есть. Вот она, — он протянул ссутулившемуся коменданту лист бумаги.

Кутяков долго думал, держа коменданта у подножки вагона.

— Беги за бумагой!

Дождавшись коменданта, Кутяков продиктовал текст телеграммы Ворошилову и крикнул:

— Без ответа наркома не возвращайся!

Шел пятый час ночи. Ворошилову долго не мог дозвониться дежурный наркомата обороны; услыхав сонный, недовольный голос маршала, дежурный доложил текст телеграммы окруженного агентами НКВД Кутякова. Ворошилов, вспомнив разговор с Ежовым, дал санкцию на арест, продиктовал текст ответной телеграммы Кутякову.

Комендант собрал у стучавшего аппарата ленту, прочитал ее и направился к одиноко стоявшему на пути вагону.

— Ну, что? — донесся до него бодрый голос комкора.

— Читаю ответ наркома: «Приказываю сдаться и ехать в Москву. Ворошилов».

Кутяков вошел в салон, кивнул адъютанту на бутылку коньяка:

— Налей! В последний раз — там не дадут…

В те годы по радио, на страницах газет часто встречалась фамилия комкора Гая. Легендарный командир Гражданской войны участвовал в боях на Восточном фронте, командовал 1-й армией. При наступлении Западного фронта под руководством М. Тухачевского в 1920 году Гай командовал конным корпусом, который освободил Лиду, Гродно, вышел к предместьям Варшавы. Наступление захлебнулось — отстали тылы, не пришла на помощь 1-й армии Конная армия — Сталин и Буденный не выполнили указаний В. И. Ленина, решения Реввоенсовета…

Гая арестовали темным вечером, посадили в вагон под присмотр вооруженного сопровождающего. Ночью Гай придушил охранника, взял у него наган и выпрыгнул в окно. Упал неудачно — сломал ногу. Отстреливался до последнего патрона, но произошла осечка, когда комкор приставил наган к виску… Гая расстреляли после короткого, длившегося несколько минут суда.

Одним из тех, кто знал о прошлом Берия, был Г. Н. Каминский. Работая секретарем ЦК Компартии Азербайджана, Каминский не раз сталкивался с беззаконными действиями руководителя ЧК Берия. В ноябре 1920 года Каминский настоял на принятии решения ЦК: «Арест коммуниста не может быть произведен без ведома партийного комитета». Решение, разумеется, ударило прежде всего по Берия, что, естественно, вызвало у него гнев. После Азербайджана Г. Каминский длительное время работал в сельхозкооперации, во многом способствуя тому, что в середине двадцатых годов в сельхозкооперацию были вовлечены многие ученые-аграрники, экономисты и среди них знаменитый Я. Чаянов, немало сделавший для развития кооперативного движения в деревне. К сожалению, активная деятельность ученого вскоре прервалась — он был обвинен во вредительстве и расстрелян.