Красная машина. Юниор — 2 - Павел Барчук
Шрифт:
Интервал:
— Мне надо с вами поговорить. Серьёзно. Этот разговор, по сути, касается всей моей жизни и много значит.
— Ого. — Постников потер замёрзшие руки. — Если серьёзно, это, значит, надолго. Может, тогда вон, к Лехе? Мы рядом с его домом. А то я, если честно, офигел от холода.
Мы одновременно посмотрели на Симонова. В любом случае, ему решать
— Ага. Это разумно. — Леха махнул рукой. — Идемте. Жрать, кстати, охота. И холодно, это да. Замерз, как собака. Чет не подумал, что так неожиданно пришла зима. Перчатки не взял. И ботинки на рыбьем меху.
— Неожиданно… — Засмеялся Никитос. — В конце ноября почти. Вот уж действительно, как-то внезапно все случилось.
Мы развернулись и потопали к дому Лехи, поворот к которому находился буквально в двухстах метрах от того места, где мы остановились.
— Аглая Никитична на посту? — Поинтересовался Федька.
— Скорее, да, чем нет. — Леха усмехнулся.
Его вообще веселило, что мы боимся пожилую женщину интеллигентного вида. А мы реально боялись. Потому что язык у этой женщины, не приведи боже. Она так может пропесочить, в одно мгновение разовьются все возможные комплексы. Причем сделает это все с тем же интеллигентным видом, спокойным тоном и милой улыбкой на лице.
— Алексей, почему вы не отряхнули обувь у входа в подъезд? Сейчас же возьми веник и своих товарищей. Выйдете, спуститесь вниз, приведите ботинки в порядок, а потом возвращайтесь. Я приготовлю вам чай с вареньем и плюшками.
Мы все с тоской посмотрели на Аглаю Никитичу, которая стояла в коридоре, с веником в руках. Мне кажется, она заметила нас еще в окно и специально вышла встретить, заготовив целую речь.
Однако, без пререканий, взяли предложенный бабулей Лехи предмет и гуськом двинулись обратно на первый этаж. Благо, Симонов живёт на втором. Хотя бы недалеко идти.
Отряхнули, обмели, потопали, даже проверили друг у друга подошву. А потом вернулись обратно.
Стол действительно был уже накрыт. Горячий чай, судя по аромату, с травами, маленькая вазочка с вареньем, блюдо с плюшками, которые, я так понимаю, Аглая Никитична готовила лично. А значит, съесть надо будет все, что нам положили. Ибо не оценить ее готовку — страшное преступление, которое карается грозным взглядом и едкими комментариями.
— Мыть руки. — Скомандовала эта мегера с культурным лицом институтки.
— Бабуль, ты попроще, что ли. А то у пацанов сейчас приступ желчекаменной болезни случится. — Усмехнулся Леха, подталкивая к ванной комнате Порядьева.
Сашка вообще главу семейства Симоновых боялся сильнее всех. А то, что глава именно Аглая Никитична, никто из нас не сомневался ни на секунду. Хотя, Леха, по сравнению с отцом и матерью, которая, вообще, на секундочку родная дочь их семейного генерала, с Аглаей Никитичной вел себя свободней всего.
Нас это, честно говоря, поражало до глубины души.
— Слушай, ты вообще ее не боишься? — Как-то раз спросил Леху Порядьев. Просто у него вид этой статной женщины с седыми волосами, собранными в красивую прическу, и большой брошью на блузе, вызывал мгновенное косноязычие или жесткий тупняк. Сашка иной раз в присутствии Аглаи Никитичны забывал, как складывать слова в предложения, а буквы в слова.
— Нет, конечно. Не боюсь. Она классная. Я с родителями не могу поговорить настолько откровенно, как с ней.
Мы тогда посмотрели на Симонова с очень большим удивлением. Федька даже уточнил, понял ли Леха, о ком идет речь. Может, существует еще одна Аглая Никитична, с которой нас не знакомили. Потому что определение «классная» никак не вязалось с тем образом, который мы видели.
— Проходите, молодые люди. Присаживайтесь. — Аглая Никитична, будто специально, стояла в дверях комнаты, выжидая, пока мы устроимся за столом. Такое чувство, что ее просто прикалывает та реакция, которую она у нас вызывает.
— Приятного аппетита. — Бабуля кивнула всем присутствующим и, наконец, удалилась, гордо задрав подбородок.
— Так, ну, давай, рассказывай. — Леха взял заварник и принялся разливать чай в красивые чашки с узорными ручками.
Федька тут же хапнул плюшку, блюдце, навалил себе варенья и, отламывая кусочки булки, обмакивал их в малину, а потом отправлял в рот.
Я рассказал им все. Про семью. Чуть даже подробнее, чем Сергею Николаевичу. Про отца и его прошлое. Про мать. Про Алешу-придурка. Про друзей, которые теперь мне уже не друзья. Про все случаи, в которых светился Славик, связанные с чем-то, хоть отдаленно имеющему отношение к криминалу.
Ну, и естественно, про ситуацию с наркотой. Все, что знал. И свои подозрения, в том числе. Рассказал, как хотел заставить признаться Ржавого. А потом, как пришел к выводу, что это Мордвинцевы.
Парни молчали несколько минут. Причем, Федька, так и застыв с очередным куском плюшки во рту.
— Охренеть, конечно… — Высказался Никитос. — Как же скучно мы живём. На фоне того, как насыщенно проходят твои дни, Славик. То-то ты всегда избегал разговоров о семье и наших попыток наведаться к тебе в гости.
— Погоди… — Постников проглотил злосчастную булку, сделал глоток чая, а потом продолжил. — Ты чего скрывал то все это? Не рассказывал? Не делился?
— Да бог его знает. — Я неопределенно пожал плечами. — Стеснялся, наверное. Не самая лучшая история о семье, если что. Думал, наверное, вас это может как-то оттолкнуть.
— Во ты придурок, Славик. — Порядьев постучал по столу. Видимо, этот жест обозначал степень моей глупости. — Мы же не первый день знаем друг друга. Как тебе вообще это могло прийти в голову? Слов нет, если честно.
— Ладно. Разговор не об этом. — Леха откинулся на спинку стула. Вид у него был сосредоточенный. — Исходя из того, что ты рассказал, наверное, действительно все упирается в Мордвинцевых… Я вот, что думаю…
— Слишком очевидно. — Женский голос совершенно беспардонно перебил Симонова.
Мы резко обернулись. На пороге комнаты стояла Аглая Никитична. Мне аж поплохело, если честно. Успел подумать за одну секунду, что сейчас мое пребывание в этом доме закончится раз и навсегда. Просто бабуля Симонова, я был в этом уверен, точно не потерпит никаких уголовников. Ни действующих, нр потенциальных.
— Мыслите примитивно, молодые люди. Уперлись в этого Мордвинцева. А самое главное забываете. Он кто, по-вашему? Идиот? Я сейчас не про Владика. У того уровень самомнения и эгоцентризма значительно превосходит умственные способности. Речь об его отце. Человек он далеко неглупый.
Аглая Никитична прошла в комнату, взяла свободный стул, бросила Порядьеву короткое: «Подвинься!» и устроилась в наш тесный кружок, за стол.
Мы все пребывали в шоке, а потому сидели молча. Кроме Лехи.
— Ба…Ты чего, подслушивала?
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!