Мертвая фамилия - Алексей Макеев

– Ах да, – тихо сказала та. – Вы по поводу Вадима?

– А откуда вы знаете? – не скрыл своего удивления Гуров.

– Мне Татьяна позвонила, – пояснила Ступицына. – Домработница.

– Вы с ней знакомы?

– Разумеется, – ответила Людмила Антоновна. – Она работала еще у моих родителей, когда приехала в Москву. Ее мать – родственница моего отца, вот и прислала дочку в столицу… по-родственному. – Она усмехнулась.

– И ваш отец взял ее домработницей? – уточнил Гуров.

– Ну а что еще можно предложить девочке, приехавшей из сибирской деревни? – пожала плечами дочь профессора Ступицына. – В институт она не поступила, окончила кулинарное училище, сперва жила у нас, потом комнату в общежитии получила. А позже папа ей помог ее приватизировать, продать и купить комнатку в очень хорошей коммуналке. Мы с ней почти ровесницы, так что я хорошо все это помню. Но мы, кажется, отвлеклись? – Она посмотрела Гурову в глаза.

Выражение лица ее нельзя было назвать скорбным или трагичным. Женщина не плакала, не убивалась, говорила очень ровным тоном. Она пригласила Гурова в комнату, где они сели в мягкие кресла, ни чаю, ни кофе не предложила, всем своим видом выразила, что готова уделить ему внимание и ответить на вопросы, но только в рамках его служебных обязанностей.

На кожаном диване сидел мужчина средних лет кавказской внешности, с благообразной сединой на тщательно подстриженных висках. При появлении Гурова кивнул, вежливо улыбнулся и собрался было представиться.

Но хозяйка дома опередила его и сказала:

– Это Сурен Робертович Саркисов, наш семейный врач.

Гуров заметил, что при такой беседе, наверное, не стоит присутствовать постороннему человеку, но Ступицына сразу же запротестовала:

– Нет-нет, Сурен Робертович отнюдь не посторонний! Он, можно сказать, член нашей семьи. И Дашу наблюдает с самого рождения, и Сережу!..

Саркисов снова благожелательно кивнул и пригладил свои безупречные виски.

– Что ж, дело ваше, – согласился Гуров.

Через несколько минут беседы полковник с удивлением обнаружил, что бывшая супруга Волошина осведомлена о многих вещах, касающихся Вадима Юрьевича, куда лучше, чем жена нынешняя. О нем самом она отзывалась только хорошо. Полковник не услышал ни слова упрека в его адрес.

Что же касается Елены, то Людмила Антоновна предпочитала не упоминать ее имя. Если же это не удавалось, то она использовала нейтральные формулировки. Никакого базарного тона, оскорблений или просто негатива в адрес соперницы Гуров не услышал. При этом Людмиле Антоновне вполне удалось продемонстрировать ледяное презрение к Елене.

Что же касается вопросов о службе Вадима Юрьевича, то Людмила Антоновна перечислила полковнику тех, с кем у того были более-менее приятельские отношения. Она подчеркнула, что закадычных друзей в департаменте Волошин не имел. И вообще друзей как таковых у него не водилось. Он был человеком довольно замкнутым и сосредоточенным на собственных интересах.

Гуров попытался намекнуть на то, что учреждение, в котором работал Волошин, а также его должность могли быть соблазном для коррупции, но Людмила Антоновна холодно отмела подобные предположения. По ее словам, Волошин был человеком честным и добросовестным. Он достиг нынешнего положения благодаря своим личным качествам.

Правда, она не удержалась от того, чтобы не упомянуть при этом своего отца, который все же посодействовал продвижению бывшего зятя по карьерной лестнице. Но заключалось это, по словам Людмилы Антоновны, лишь в дельных советах, которые давал Волошину тесть, обладавший огромным жизненным опытом и незаурядным интеллектом.

Гуров чувствовал, что Людмила Антоновна относится к своему отцу с большим почтением. Он подумал, что женщина и девичью фамилию сохранила только для того, чтобы все знали, кто ее отец. Статус дочери Ступицына был для нее куда более значимым, чем жены Волошина.

Слушая ее, Гуров подумал, что Людмила Антоновна отвечала на каждый его вопрос, но вообще-то не представила какой-либо действительно ценной информации. Все сведения были вроде бы правдивыми, но не информативными. Она так стремилась соблюсти приличия, что не позволяла себе упомянуть ни о чем таком, что могло бы бросить тень на бывшего мужа или ее саму.

Но полковник и не рассматривал ее в качестве источника сведений по, скажем, департаменту. Заниматься этим ведомством было поручено Крячко. Гуров не сомневался в том, что тот отлично справится с этой миссией. Уж он-то выяснит всю подноготную взаимоотношений Волошина как с коллегами, так и с посетителями, а также обратную сторону его служебной деятельности, если таковая имелась.

Лев Иванович решил как можно больше выяснить у Ступицыной о внутрисемейных отношениях. В первую очередь его волновал их с Волошиным сын Сергей. Но сыщик не успел задать этих вопросов. В прихожей открылась дверь, и Ступицына тут же поднялась.

– Мама! – В комнату почти вбежала девушка лет двадцати пяти.

Глаза ее были широко распахнуты, на ресницах повисли слезы.

Сурен Робертович, до этого ничем не выказывавший своего присутствия в комнате, быстро поднялся, скользящей походкой подошел к девушке и взял ее за руку, щупая пульс.

– Дашенька, тебе нельзя волноваться, – мягко проговорил он, однако девушка игнорировала его замечание и выдернула руку.

– Мама! Это правда? – Она бросилась к Людмиле Антоновне, готовая разрыдаться.

Мать сдержанно положила руку на плечо дочери и произнесла:

– Даша, у нас в гостях полковник полиции. Он расследует смерть отца. Мне нужно ответить на несколько его вопросов.

Девушка тут же перевела взгляд на Гурова, тот кивнул и проговорил:

– Примите мои соболезнования, Дарья Вадимовна.

Она закусила губу и усилием воли заставила себя сдержать слезы, готовые вырваться наружу. Мать смотрела на нее, сохраняя полное спокойствие. Видимо, она и детей с младых лет приучала сохранять выдержку. И если с дочерью ей это более-менее удалось, то насчет сына у Льва Ивановича были сомнения.

– Да, – медленно проговорила она, опустив голову. – Конечно. Мы не будем вам мешать. Пойдем, Игорь.

Гуров увидел, что в комнату вслед за Дашей вошел мужчина. Он казался старше нее – возможно, из-за небольшой аккуратной бородки, переходящей в тонкие бакенбарды. Своим видом мужчина напоминал молодого, но перспективного ученого. По всей видимости, это был Дашин кавалер.

Сама девушка не блистала красотой. У нее была тяжеловатая нижняя челюсть, густые брови низко нависали на глаза, что придавало ее лицу мрачное выражение. Но при этом страшненькой ее тоже нельзя было назвать. Картину очень удачно исправлял неприкрытый интеллект в глазах, а также волосы – густые, темно-русые, спускающиеся по спине тяжелыми крупными волнами.

– Даша, я должен тебя осмотреть, – с легким кавказским акцентом произнес врач.