Последний приказ Нестора Махно - Сергей Богачев

Миша, собрав в кучу все свою силу воли, заставил себя сохранять хладнокровие.

— Я наслышан о вашем благородном порыве души — навести порядок в Одессе. Скажу, вам, Никифор Александрович, я того же мнения об этом вопросе.

— Ты, Мишка, не темни. Шо у вас всё так заумно? Есть предложение, вываливай.

— В Одессе много всяких флагов видали за последние пару лет. И за порядок мне рассказывал каждый новый комендант. Гришин-Алмазов к стенке собирался поставить, теперь вот вы… Я тоже за порядок. У нас тут все в равновесии — все сыты и накормлены, нам потрясений не надо.

— Хм… Ну ты и наглец…

— Та не, Никифор Александрович, я ж со всей душой. При всём уважении — ваших сколько будет? Тыщ шесть, семь?

Григорьев поморщился, впечатленный тем, как чётко Японец угадал количество личного состава находящегося в городе гарнизона. Мишка продолжил:

— Остальные по сёлам в округе. Им добраться — часа четыре на всё про всё. У меня двадцать по свистку будут в центре. На что оно нам надо, тягаться? Пулемет ваш на балконе — это ж не аргумент. Я предлагаю пакт о ненападении.

— Ты забыл про бронепоезд и танки.

— Ой, Никифор Александрович, я вас умоляю! Ну что, этот поезд приедет на Приморский бульвар? Он ездит по рельсам, так мне покойный папа рассказывал. А рельсы что, не ломаются? Или стрелки не заклинивают? Давайте не будем. Я пришел по делу, а не воздух сотрясать. С миром пришел, кстати. И в долгу не останусь. Как марафетик, зашел?

— Ух, ты… Так это ты «уважаемые люди»? — Григорьев удивился так, будто не понимал, что без Японца тут не обошлось.

— Та я не слушаю, что там на улицах гутарят…

— И как ты видишь наш договор?

— Вот это дело… — Японец поднял руку и Йося молча принес ему новый, дымящийся кофе.

— Разграничим город, и я на своей части гарантирую покой, как в лучшей больнице. Фонтан, Слободка, Молдаванка. Вы их не трогаете. Я не лезу в ваши дела в порту. Центр сами патрулируете.

— На границах посты и паспортный режим.

— А на шо оно вам надо? — искренне удивился Миша.

— А на то! Гарантируешь, что лазутчики не зайдут? — Григорьев рявкнул это так громко, что люди в зале, представлявшие обе стороны, напряглись.

— Ну я даже не знаю… До сих пор, кто хотел от жандармов спетлять, в катакомбы нырял. В Нерубайском зашел, на Ланжероне вышел. Ну, это как пример. И паспорт с собой не таскали, вы ж понимаете… вы, Никифор Александрович, не ответили… Марафет первоклассный, не находите? У меня проверенные поставщики… Думаю, мы можем себе позволить маленькое исключение и радовать вас иногда отменным качеством.

— Ты думаешь, что за пакетик порошка решишь тут все свои вопросы? — Григорьев побагровел от злости.

— Что вы, Никифор Александрович… Я знал, куда иду. Это же штаб, а не притон… У меня есть для вас интересные бумажечки, — Японец опять поднял руку, и моментально появился Йося. На этот раз с портфелем в руке.

— В этом ярком саквояже всего лишь одна тонкая папочка на тесемочках. Внутри несколько листов на немецком языке. Там же — перевод на русский. Это я позаботился, для вашего удобства.

Полковник Григорьев впервые за всю беседу заинтересовался и внимательно слушал Японца.

— Извольте кинуть взгляд, — Миша извлек из портфеля папку и передал её атаману.

Бегло пробежав взглядом по бумагам, Никифор удовлетворенно хмыкнул:

— Ты готовился к разговору, вижу…

— Та не то слово, как готовился, вы себе даже не представляете, — утвердительно ответил Миша с улыбкой, припоминая расстановку своих бойцов на соседних улицах.

— Это подлинники?

— Это всего лишь переводы, если мы ударим по рукам, у вас будут оригиналы на немецком. Я слышал, у нашего коменданта есть некоторые трения с ревкомом и чекистами? Так что, по рукам?

— По рукам, — Григорьев бросил красноречивый, испепеляющий взгляд на официанта.

Японец поднял руку в третий раз и сказал подошедшему с полотенцем на руке Йосе:

— Молодой человек, вы свободны.

Иосиф сначала положил перед Японцем точно такую же тонкую папку с оригиналами, тут же снял форменную жилетку, и, аккуратно сложив, повесил её на спинку соседнего стула. Молодой человек откланялся и уверенным шагом направился к выходу. Иосиф Аглицкий свою миссию выполнил, в этом заведении он больше не работал.

— А за того паренька не колотитесь… Я найду, кто вам марафет будет носить, — Японец обратил на себя внимание полковника, сверлившего колючими глазами спину уходящего официанта.

Григорьев, скрипя зубами, прорычал:

— Если окажется, что те бумаги фальшивые, лучше сам утопись в море. Иначе смерть твоя будет мучительной и долгой.

— Не окажется. Их реквизировали из рук сотрудника французской контрразведки. Известная личность в узких кругах, как оказалось. И потом мы же не фармазонщики какие… Что вы, право, Никифор Александрович. Обидеть хотите. Не надо. Не о том вы голову ломаете. Ваши соратники — люди резкие и бескомпромиссные. Поверьте, я знаю, за что говорю. Вы же понимаете, что владея таким компроматом на их вождей, вы условия диктуете.

— Или я себе приговор подпишу.

— Ну так держите дулю в кармане, Никифор Александрович! До поры до времени, как у вас говорят. Мне что, учить жизни полковника, который бронепоезд в трофеи взял?

Последняя фраза, безусловно, польстила комдиву, который сменил гнев на милость.

— Я так понимаю, мы договорились, товарищ комендант? — поднимаясь, решил поставить точку в разговоре Японец.

— Считай, что да. Но если твои будут бузить — не серчай. Ты порядок обещал.

— Слово своё я сказал. И ещё, Никифор Александрович… — Миша уже встал и надел шляпу. — На шо вам сдались те несчастные одесские коммерсанты с их жалкой контрибуцией? Они кровью кашлять будут, а пятьсот мильёнов и до следующей Пасхи не соберут. Вам что, государственных банков мало? Вон, дорогу перейти… Говорят, французские интервенты не успели его содержимое эвакуировать, а я ж за порядок! Что, я туда полезу? Да ни за что! Это мой вам второй подарок. Оставьте уважаемых людей в покое…

— И шо от это нам, до утра здеся караулить? — В голосе молодого парубка с винтовкой сквозило какое-то отчаяние. Трёхлинейку[38] эту он держал как-то неумело, с опаской. Всё время смотрел на примкнутый штык, боясь за него зацепиться.

«С такими каши не сваришь…» — Лёва объезжал посты, которые он расставил вокруг деревни. Для солдатиков служба эта была не в новинку — тех учить было не нужно, но сколько их, служивых? Процентов десять — пятнадцать если наберется, то хорошо. Остальные от сохи. За землю свою пошли, батьке поверили. После раздачи наделов в округе мужики, ошалевшие от такого нежданно привалившего счастья готовы были за Махно идти хоть на войну, хоть на каторгу.