Галерея Академии Венеция - Нина Геташвили

Лонги с успехом работал над созданием алтарных и мифологических композиций, но подлинную славу ему принесли жанровые произведения, повествующие о «быте и нравах» Венеции XVIII века, на излете ее великолепного существования. Правда, во многих из них демонстрируется вовсе не парадная сторона.

Данное полотно особенно ярко подчеркивает еще одну черту жанровой живописи мастера — мягкий юмор, впрочем, без доли сочувствия и участия. Художник пишет свои работы несколько отстраненно, словно констатируя, и всегда композиционно замыкает сцену, разнообразя ее пространство характерными деталями. Он будто выталкивает героев-актеров, немножечко оцепенелых, а потому несущих оттенок кукольности, к зрителю. При подобной «сухости изложения» живописный язык творца богат мельчайшими нюансами, придающими его полотнам завораживающее очарование. Рембрандтовским свечением выделяется помещенная на шкаф картина, в которой знатоки узнают «Рождество» кисти Антонио Балестры.

Микеле Мариески (1710–1743) Каприччо с готическим зданием и обелиском. Около 1741. Холст, масло. 55x83

Венецианцу Микеле Мариески довелось начать свою деятельность в Германии в качестве театрального декоратора. В 1935 он стал оформителем церемонии возведения на престол польской королевы Марии Клеменции Собесской. Вернувшись в Венецию, живописец использовал навыки создания иллюзорной перспективы в ведутах (как, собственно, и блестящие Каналетто и Карлеварис), а в 1741 — в серии виртуозных гравюр с видами красивейших мест родного города, ставших чрезвычайно популярными. Мариески называют одним их самых значительных ведутистов XVIII века. С 1736 он работал для маршала фон дер Шуленбурга.

Прежде всего картины, гравюры и рисунки художника обнаруживают особую пристрастность к таинственным инверсиям, фантастическим мотивам. Они не заметны на первый взгляд, так как способ передачи пространства, архитектуры, пейзажа вполне подчинен реалистическому видению. Но знающему реальность становится ясно, что это фантазия, каприччо. И в данном городском виде присутствуют постройки, которые никогда не существовали.

Справа изображено так называемое готическое здание. Однако наименование не вполне корректно, потому что странная готическая аркада опирается на колонны, не имеющие отношения к готике, массивные, с кудрявыми капителями. За ней же — объединенное лестничными маршами и вовсе классицистическое палаццо. И пристройка, и обелиск перед ней «поросли» живой зеленью. Некая загадочность полотна, которое живописец не раз копировал, может быть объяснена масонской символикой.

Однако совершенно очевидно, что зритель прежде всего замечает живописные достоинства полотна: виртуозную аранжировку цветовой гаммы, свободных, плотных мазков на первом плане и акварельно-нежных в изображении глубины дальнего пространства.

Гаспаре Траверси (1732–1769) Раненый. Около 1750. Холст, масло. 101x128

Гаспаре Траверси — один из самых оригинальных и тонких неаполитанских художников XVIII века. Он был хорошим психологом и рассказчиком, поэтому его композиции наполнены разнообразными нюансами человеческих переживаний. Живописец работал над религиозными композициями: сцены из жизни Марии в церкви Санта-Мария дель Аиуто в Неаполе в 1749, ветхозаветные сцены в церкви Сан-Паоло Фуори де Мура в Риме в 1752 и другие. В итальянской столице художник жил с 1750. В жанровых картинах из повседневной жизни Траверси, по свидетельству итальянского историка искусства Роберто Лонги, следовал характеру драматургии с реальными персонажами неаполитанского комедиографа Б. ди Линерери, чрезвычайно популярной до воцарения на театральном Олимпе венецианца Карло Гольдони.

«Раненый» — показательный пример для понимания почерка живописца в таких композициях. Действие происходит всерьез: раненый действительно страдает, ему сочувствуют милая дама и другие члены семьи (возможно, отец и мать), остающиеся в тени заднего плана, пытается помочь щеголеватый доктор и уже готовит лечебное снадобье аптекарь. Целиком заполненное пространство все же рельефно высвечивает снизу из тени плотный «узел» из трех фигур на первом плане. Однако сама ситуация написана и композиционно показана зрителю так, что ироническая подоплека авторского замысла тотчас же обнаруживается — и птичьим выражением лица лекаря, и вынужденной позой страждущего. В простодушие художника как бытописателя верится с трудом.

Джованни Антонио Гварди (1699–1760) Эрминия и Вафрин находят раненого Танкреда 1750–1755. Холст, масло. 260x261

Поэма Торквато Тассо «Освобожденный Иерусалим» о Первом крестовом походе и его героических участниках стала источником сюжетов и тем многочисленных полотен европейской живописи. Так, например, в XVII веке этот же сюжет из 19-й песни использовал Никола Пуссен. В издании 1745 ее проиллюстрировал гравюрами Пьяццетта.

Джованни Гварди писал свой цикл именно по этим графическим композициям. Изначально его работы украшали виллу д'Эсте, а впоследствии разошлись по разным музеям и частным коллекциям. На полотне изображен момент, когда принцесса Антиохии Эрминия находит горячо любимого героя Танкреда, пленницей которого она была, раненым после его смертельной битвы с воином султана Аргантом, труп которого помещен на первый план. Преданный оруженосец возлюбленного, Вафин, мусульманской одеждой напоминает зрителю о своей опасной разведывательной вылазке в стан врага.

Драматизм ситуации, подчеркнутый взволнованностью небесной сферы, бегом облаков, развевающимся плащом, пересекающимися диагоналями в построении композиции несколько стушевывается явной театральностью происходящего, балетной позой горюющей царевны.

Алессандро Лонги (1732–1813) Семейство прокуратора Луиджи Пизани. Около 1758. Холст, масло. 255x340

Портреты кисти Алессандро, сына Пьетро Лонги, принадлежат разным жанрам. Среди них можно встретить совершенно объективистские, камерные погрудные изображения живописцев, которые он делал для своей книги, посвященной венецианским мастерам (серия была названа «Собрание портретов знаменитых венецианских художников»). Более подробную композиционную программу с пояснительными атрибутами он использует в строгих портретах, представляющих вместе с первой группой человека времени Просвещения (например, драматурга Карло Гольдони, медика Пьетро Пеллегрини). Все они обнаруживают способность Лонги к точной и проникновенной психологической характеристике. Большие парадные портреты также удавались талантливому и разносторонне одаренному художнику.

Репрезентативный портрет семьи прокуратора Луиджи Пизани объединяет в себе идеи семейной добродетели и официозной представительности. Дож Алвизе Пизани явно горд своим потомством — сыном-прокуратором, занимавшим одну из самых почетных должностей в чиновничьей иерархии республики, плодовитой достойной невесткой Паолиной Гамбарой, их четырьмя прелестными отпрысками. Справа — двое вельмож, лица которых отмечены чертами фамильного сходства. Это сыновья Альвизе, братья Луиджи, Эрмолао IV Джованни Франческо и Эрмолао II Франческо. Из праздничного семейного круга своим строгим черным одеянием выделяется аббат Джованни Грегоретти, протягивающий ребенку крендель, словно гостию — церковный хлебец в таинстве причащения. И без того многофигурный портрет кажется переполненным за счет включения аллегорических фигур, символизирующих плодовитость, разумную деятельность и супружескую верность.