Супруг для леди - Элоиза Джеймс

Дура! Она была дурой. Если бы она соблазнила Дрейвена на подобные вольности, то, возможно, он не оставил бы ее, и не спустился бы на беговую дорожку, и не обнаружил бы, что его жокей не желает скакать верхом на том диком жеребце, и не решил бы скакать на нем сам… Он остался бы рядом с ней.

Целым и невредимым.

Живым.

Миндальный ликер был таким тошнотворно-сладким, что угроза слез отступила. Она осушила рюмку. Почему она должна сидеть и горевать о Дрейвене, когда она могла бы…

Боль охватила ее сердце и сжала его так сильно, что она чуть не охнула в голос.

Как мог Дрейвен умереть? Машинально она начала считать до десяти, но было слишком поздно. Она почувствовала, как рыдания рвутся у нее из груди.

Единственным человеком, который любил Дрейвена, кроме нее самой, была его мать. И когда леди Кларис поняла, что Имоджин не носит в себе ребенка, она просто-напросто сникла. Она перестала есть, подхватила простуду… и оставила Имоджин в мире дураков, которые не знали Дрейвена, не помнили, каким невероятно забавным он мог быть, каким полным жизни, каким…

Слезы превратили весь мир в расплывчатое пятно, но перед ней замаячил один из навесов леди Митфорд, суливший скамью и полог из трепещущего белого шелка.

Она села и предалась давно заведенному, ставшему уже привычным порядку. Перво-наперво она села прямо и неподвижно. Она обнаружила, что вероятность залиться слезами уменьшается, если позвоночник выпрямлен. Потом она принялась считать вдохи: один, два, три. И наконец, она обратила свои мысли на поведение Рейфа прошлым вечером. Как он смеет? Как он смеет докучать ей высказываниями по поводу ее поведения? Он ей не брат, не дядя – никто! Он просто опекун, который был у нее до замужества. Теперь он ей никто, и тем не менее он осмелился… он осмелился!

Ее глаза сузились, и слезы высохли.

Слава Богу! Больше всего на свете она ненавидела, когда люди видели ее плачущей. Она довольно натерпелась жалости от своих сестер. Жалости или снисходительности, что было одно и то же, и ничто из этого не помогло ей избавиться от этой ужасной горечи, которую она ощущала во рту. Словно металл. Это была не совсем скорбь – скорбь скорее имела вкус слез.

Дрейвена больше нет. Она заставила себя подняться со скамьи.

Аннабел уже начала проявлять нетерпение, когда увидела, как лорд Россетер бредет обратно к ней. Вот и он.

Она оделась с особым тщанием, принимая во внимание то, что сегодня утром Россетер официально сделал ей предложение. Которое, в соответствии с ее указаниями, Рейф принял, и теперь оставалось только, чтобы Россетер лично попросил ее руки.

Россетер был облачен в желтую визитку в светло-коричневую полоску. Узел на его шейном платке был не слишком замысловатым – как раз подходящим для приема на открытом воздухе. Безупречность всего этого, вплоть до начищенных мысков его чрезвычайно дорогих ботинок, грела ей душу. Это был мужчина, который поймет ее желание носить шелк, ласкающий кожу, в любую пору, поймет и никогда не станет задавать ненужных вопросов.

Под влиянием этого Аннабел послала ему радушную улыбку. Он слабо улыбнулся в ответ и, повернувшись, встретился с ее дуэньей. Но леди Гризелда отослала его прочь, попросив принести ей стакан лимонаду.

– Я хотела поговорить с вами минутку. – Она одарила ее улыбкой, лучившейся заговорщическим удовольствием. – Я полагаю, что навес в дальнем правом углу сада подходящее место. Ранее я прогуливалась мимо него, и под этим навесом не предусмотрено никаких развлечений, так что вам не помешает никакой завывающий, точно кот на крыше, певец, терзающий лютню. Навес покрыт розовым шелком, который оказывает весьма благотворное влияние на цвет лица – не подумайте, что вам это необходимо, моя дорогая. И наконец, если вы пожелаете позволить Россетеру небольшое проявление его глубокой привязанности, то вас вряд ли увидят более двадцати – тридцати человек, а это должно стать залогом того, что эта новость распространится гораздо быстрее, чем если бы вы разместили объявление в «Тайме».

– Превосходное предложение, – пробормотала Аннабел. Теперь, когда до заветной минуты было рукой подать, ей просто хотелось побыстрее приблизить ее. Благополучно выйти замуж и больше никогда даже не думать о том, чтобы беспокоиться о деньгах.

– Помните, что с этого момента начинается ваша замужняя жизнь, – напутствовала ее Гризелда. – Будьте любезной, но твердой. Каждая ваша фраза поведает лорду Россетеру, какие вольности он сможет, а какие не сможет себе позволить. Вы должны научить его понимать каждый ваш взгляд. Вы понимаете, Аннабел?

– Думаю, да, – сказала Аннабел.

Россетер зашагал обратно к ним в сопровождении пажа, который нес поднос со стаканом лимонада для Гризелды.

– Взгляните-ка на это, – сказала Гризелда. – Вы сделали хороший выбор, дорогая. Он действует решительно.

– Пожалуй, – согласилась Аннабел.

– Не каждый мужчина настолько предусмотрителен, чтобы подумать обо всем наперед и избегнуть вероятности запачкать одежду, – сообщила ей Гризелда. – И мне нравится тот факт, что он немного старше вас. Это придает ему солидности.

– Как вы полагаете, сколько ему лет? – осведомилась Аннабел, глядя, как он неспешно плывет к ним, подняв белую руку в ответ на замечание, брошенное ему другом.

– О, по меньшей мере… что ж, давайте посмотрим. Я была замужем за Уиллоби, когда впервые познакомилась с ним, но для него это был отнюдь не первый сезон… На мой взгляд, ему года сорок три – сорок четыре. Зрелый, но не дряхлый. В самый раз! – радостно заключила она.

Старше ее на двадцать лет… Эта разница была несколько большей, чем предполагала Аннабел. Впрочем, лицо Россетера не имело возраста, так что, быть может, это было не столь важно. В конце концов, мужчины стареют не так, как женщины.

– Никому не удавалось поймать его, – сказала Гризелда. Россетер остановился и теперь обменивался приветствиями с одним из королевских герцогов – Кларенсом. – Но вы, похоже, завоевали его безо всяких усилий. Подлинный триумф.

– Благодарю вас, – пробормотала Аннабел. Россетер, казалось, по-настоящему увлекся беседой с его королевским высочеством. Он даже не бросал в ее сторону извиняющихся взглядов. Аннабел ощутила приступ раздражения. Он прекрасно знал, что она ждет его предложения. Неужели она просит слишком многого, желая, чтобы он совершил-таки этот самый поступок, вместо того чтобы болтать обо всякой чепухе с этим жирным увальнем-переростком – английским принцем.

Пока она наблюдала за ним, Россетер обернулся к сопровождавшему его мальчику и что-то пробормотал, после чего мальчик торопливо направился к ним с лимонадом.

Аннабел повернулась к Гризелде, но Гризелда заговорила прежде, чем она даже успела открыть рот:

– Я совершенно согласна. Совершенно. Беседа с Кларенсом отнюдь не причина мешкать с предложением руки и сердца. Россетеру нужно преподать урок.