Сломленные ангелы - Ричард Морган

Я заставил себя снова откинуться назад и расслабиться. Утреннее солнце уже начинало потихоньку разогреваться, готовясь к полуденной субтропической жаре, и каменная поверхность была теплой на ощупь. Блики света пробивались сквозь полусомкнутые веки, словно я опять оказался на берегу озера в виртуальном формате для выздоравливающих. Я позволил себе забыться.

Потекли минуты.

Телефон тихонько загудел. Не открывая глаз, я сжал его, принял вызов… Отметил усилившуюся жару, тонкую пленку пота на ногах.

– Все готово, – сообщил голос Шнайдера. – Ты все еще торчишь на скале?

Я автоматически принял сидячее положение:

– Угу. Ты уже позвонил?

– Все чисто. Тот передатчик со скремблированным сигналом из военного резерва, что ты стащил? Отлично сработал. Все чисто как стеклышко. Нас ждут.

– Иду.

Осадок никуда не делся. Сон по-прежнему был со мной.

Что-то надвигается.

Я отодвинул эту мысль, сунул в карман телефон и начал спускаться вниз.

* * *

Археология – наука неаккуратная.

Казалось бы, при всем технологическом прогрессе последних столетий мы должны были уже довести искусство разграбления могил до совершенства. Мы же в конце концов теперь научились обнаруживать следы марсианского присутствия в самых отдаленных уголках Вселенной. Спутниковое наблюдение и дистанционное зондирование позволили нам исследовать затерянные города, невзирая на метры твердой породы или километровые толщи воды. Располагая без малого полутысячелетним опытом, пора было уже хорошенько поднатореть в этом деле.

Но все дело в том, что, как бы мы ни умели обнаруживать археологические объекты, по обнаружении их по-прежнему предстоит извлекать на поверхность. И, несмотря на все финансы, вбуханные корпорациями в борьбу за первенство в разгадке марсианских тайн, процесс раскопок своей деликатностью не сильно превосходит вечеринку в борделе мадам Ми. Главное – это сенсационные открытия и большие дивиденды; ну и тот факт, что над душой не стоят – насколько мы знаем – марсиане с жалобами на экологический ущерб, тоже не улучшает ситуацию. Корпорации заявляются на планеты, оставленные прежними обитателями, сшибают, так сказать, с дверей замки и отступают в сторонку, пока Гильдия археологов обдирает эти миры как липку. А после того как основные разработки подходят к концу, наведением порядка, как правило, никто себя не утруждает.

В итоге мы имеем места вроде Участка 27.

Не самое изобретательное имя для города, но зато довольно точное. Участок 27 образовался при раскопе с одноименным названием, в течение пятидесяти лет служил спальней, кафетерием и центром досуга для археологических работников, а сейчас, когда слой ксенокультурной руды был окончательно выработан, стремительно приходил в упадок. К городу мы подлетали с востока. Сам раскоп протянулся поперек горизонта скелетом-сороконожкой, составленным из неподвижно замерших подъемных устройств и покосившихся опорных конструкций. Под свисающим хвостом этой сороконожки брал начало город, хаотично и бессистемно разрастаясь в разные стороны, словно чахлая бетонная грибная колония. Редко попадались на глаза здания выше пятиэтажных, а те, что попадались, выглядели явно заброшенными, будто все их силы ушли в рост, не оставив резерва на поддержание внутренней жизнеспособности.

Обогнув вымерший раскоп со стороны «черепа», Шнайдер выровнял шаттл и начал снижаться, нацеливаясь на кусок пустыря между трех накренившихся конусов, которые, по всей видимости, определяли границу летного поля Участка 27. Над феррокритовым покрытием, не блистающим чистотой, взметнулись клубы пыли, обнажив неровные трещины. В коммуникаторе засипел дряхлый навигационный маяк, требуя идентификации. Проигнорировав его, Шнайдер заглушил основные двигатели и, зевая, выбрался из кресла.

– Всё, ребятки, приехали. Давайте на выход.

Мы прошли вслед за ним в главный отсек и стали наблюдать, как он пристегивает к поясу обрез, сделанный из метателя частиц, который мы экспроприировали в комплекте с шаттлом. Подняв голову, Шнайдер наткнулся на мой взгляд и подмигнул.

– Я думала, это твои друзья, – судя по выражению лица, Вардани была встревожена.

Шнайдер пожал плечами.

– Были друзьями, – обронил он. – Но лишняя осторожность не помешает.

– Замечательно, – она повернулась ко мне. – У тебя для меня не найдется чего-нибудь полегче этой пушки? Такое, чтобы я смогла оторвать от земли.

Я распахнул куртку, демонстрируя пару нейроинтерфейсных «калашниковых» клиновской модификации.

– Я бы одолжил один, но у них персонализированный код доступа.

– Да бери бластер, Таня, – сказал Шнайдер, не отрываясь от приготовлений. – Хотя бы больше шансов в кого-нибудь попасть. Пулеплюйками пусть забавляются жертвы моды.

Археолог подняла бровь. Я чуть улыбнулся:

– Может, он и прав. Держи. К поясу пристегивать не обязательно. Ремни можно закрепить вот так. Перекинь через плечо.

Я шагнул вперед, чтобы помочь ей надеть оружие. Она повернулась ко мне, и в тесном пространстве между нашими телами проскочила искра чего-то, не поддающегося определению. Я закрепил кобуру под грудью Тани, она подняла голову, и наши взгляды встретились. Ее глаза были цвета нефрита под рябью текущей воды.

– Удобно?

– Не особенно.

Я протянул руку, чтобы поправить кобуру, но Вардани подняла ладонь, останавливая меня. На фоне пыльно-черной ткани моего рукава ее хрупкие, худые пальцы смотрелись как кости.

– Не надо, сойдет.

– Хорошо. Смотри, тянешь вниз – и оружие высвобождается. Поднимаешь – и кобура его опять фиксирует. Вот так.

– Ясно.

Возникшая между нами искра не ускользнула от внимания Шнайдера. Он громко прочистил горло и направился к люку. Распахнув его, он ухватился за поручень у носка крыла и спрыгнул вниз с отточенной небрежностью бывалого пилота. Эффект слегка смазался, когда, приземлившись, он зашелся в кашле из-за облака пыли, так и не успевшей осесть после нашей посадки. Я подавил ухмылку.

Вслед за Шнайдером начала неловко опускаться Вардани, опираясь ладонями о пол. Я выглянул из проема и, сощурившись, стал всматриваться в пыльную пелену, стараясь разглядеть, не готовят ли нам встречу.

И да, оказалось, что готовили.

Они появились из пылевого облака, словно фигуры на фризе, который потихоньку расчищает кто-нибудь вроде Тани Вардани. Я насчитал семь массивных силуэтов, облаченных в пустынный камуфляж и ощетинившихся оружием. Центральная фигура казалась деформированной; возвышаясь над остальными на полметра, от пояса и выше она выглядела раздутой и изуродованной. Силуэты молча приближались.

Я скрестил на груди руки, так что пальцы коснулись рукояток «калашниковых».

– Джоко? – Шнайдер снова закашлялся. – Это ты, Джоко?