Соврати меня - Яна Лари

Я не знаю, куда спрятать глаза. Разглядываю пайетки на пудровом подоле, вздыхая о тех днях, когда волнующая наглость чужих рук не мешала мне раствориться в его ласке. Наши с Димой отношения могли похвастаться такой возвышенностью и чистотой, какой, наверное, в современном мире не осталось. Там не было похоти, но было доверие, а что теперь? Я всё замарала.

– Окей, ни слова, – хлопает в ладони Мир и тут же испытывающе щурится. – А как насчёт пантомимы?

– Забудь.

На том и договорились.

– Артём зовёт на гонки. Поедете болеть за меня?

Реплика друга зажигает хмельные глаза Исаева неподдельным восторгом. В этот момент в голове словно щёлкает, запускаясь, бомба замедленного действия, я чувствую смятение каждой пробежавшей по спине мурашкой.

– А что, участников достойнее не предвидится?

– Не ворчи, Машуль, – смеётся Дима, сгребая меня в тёплые объятия и подкупая таким необходимым мне чувством безопасности. – Увидишь, там классно.

Я закатываю глаза. Мне по-прежнему не нравится, что Мир, напористый и непредсказуемый словно шторм, вклинившись в наши отношения, так беззастенчиво навязывает свои правила. Мне ближе Дима – его противоположность, тихая гавань, где можно укрыться от пугающих волн. Я точно знаю, что если упрусь, Исаев не станет настаивать. Выбор предельно прост: злоупотребить его мягкостью и унизить отказом перед самодовольным Мироном, или пойти навстречу, перетерпеть, попытаться вдвоём укрепить пошатнувшийся мир.

Соглашаюсь.

Если бы я знала, что Диму после следующего стакана Лонг-Айленда потянет на приключения, не задумываясь ушла бы пораньше домой. Если бы догадывалась, насколько бесшабашен Арбатов, то никогда бы не поддалась Диминым уговорам. Но задним числом ничего не попишешь.

Мир привёз нас на территорию заброшенного аэродрома. Раскалённый бетон взлётной полосы медленно остывает, подпитывая предгрозовую духоту удушливым жаром. Моё клубное платье, расшитое золотыми пайетками, отражает сфер фар нескольких десятков машин, нагнетая острое как бритва чувство неловкости. Под прицелом стольких глаз оно кажется слишком коротким, донельзя откровенным, возмутительно дерзким, а статные фигуры двух стоящих по бокам от меня спутников только усиливают ажиотаж вокруг нашего появления. От когда себя помню, мне ещё ни разу так не хотелось слиться с толпой.

Золотая молодёжь города не отличается дружелюбием и всегда с настороженностью относится к чужакам. Ни как падчерица Егора Арбатова, ни как девушка Исаева, я не прижилась среди подрастающей элиты, однако покровительство Мирона в одночасье перечеркнуло привычное положение дел. Привыкшая к пренебрежительному равнодушию, я смущённо переминаюсь с ноги на ногу, жжением чувствуя на себе любопытные взгляды присутствующих.

Курящая неподалёку компания при виде нас заметно оживляется. Пронизанная басами ночь разрывается разноголосыми приветствиями.

– Да пребудет с нами Мир!

– Мир! Это ты или улётная коллективная галлюцинация? – восторженно целует его в щёку блондинка в насыщенно фиолетовом мини-платье, на что сводный брат лишь игриво подмигивает и разворачивается к красотке боком, чтобы крепко обнять подошедшего парня в развёрнутой козырьком назад бейсболке.

– Вот это сюрприз! – широко улыбается тот. – Ты всё-таки выкроил для нас вечерок. Давно не виделись.

– С тех пор, как нас чуть не выперли с выпускного за взлом директорского кабинета, – буднично хмыкает Мир, прикуривая сигарету.

– До сих пор не верится, что ты меня на это подбил.

– Мы одиннадцать лет мечтали упиться чаем из самовара сварливого самодура. Куда во взрослую жизнь с незакрытым гештальтом? Другой возможности не выпало бы, – пожимает плечами Арбатов, глядя из под полуопущенных ресниц, как Дима закидывает мне руку на плечо.

Я жадно ловлю каждое слово, заряжаясь окружившей Мира энергетикой всеобщего обожания и невольно проникаюсь пониманием, почему Исаев так привязан к другу. Как бы банально это ни звучало, стаду нужен вожак, а людям нужен лидер. Рядом с такими личностями, как мой сводный брат, собственная значимость взлетает до небывалых высот. Его помнят, ему рады, каждый торопится пожать своему любимцу руку. Каждая льнёт к поджарому торсу если не грудью, то томным взглядом. Соответственно те, кто находится рядом тоже удостаиваются повышенного внимания. Мир своим появлением осветил окрестности ярче выглянувшей из-за тяжёлых туч луны.

– Мир, а ты сегодня будешь гонять? – кокетливо тянет блондинка в фиолетовом. – Ставлю всю наличку на твою победу.

– Выйдешь против меня? – тут же загораются азартом глаза парня в бейсболке. – Я год удерживаю звание лучшего. Что скажешь, готов глотать пыль за моей лошадкой?

– Этой, что ли? – кивает Мир в сторону серебристого Шевроле, к бамперу которого прислонился бедром его собеседник. – Извини, братан, но твоя лошадка больше тянет на пони для выпендрёжа. На такой перед девками красоваться, а не в заезде участвовать.

– Я бы на твоём месте не задавался, – посмеивается Дима, неосторожным движением проливая часть пива из бутылки к нашим ногам. – Артём гоняет как Шумахер.

– Димон дело говорит, – деловито разминает шею Артём. – Погнали. Один заезд. До бочек и обратно. Покажи своей ненаглядной сестрёнке, чего стоишь.

Нажим последней фразы сопровождается многозначительным взглядом в мою сторону, вызывая непреодолимое желание спрятаться за плечо Димы, потому что ответная ухмылка Мира пронизана обезбашенным вызовом.

– Погнали.

Я не могу утверждать, что именно в этот момент всё пойдёт через прямую кишку, но чувствую это всём своим нутром.

– Повезло, что отец не успел узнать о твоей страсти к скорости, иначе сто пудов посадил бы под домашний арест лет эдак на... – Дима щёлкает пальцами, подбирая подходящий по его мнению срок, и заканчивает замогильным голосом: – Пожизненно.

Упоминание отца тенью проносится по лицу сводного брата. Иногда мне кажется, что Исаева в детстве пару раз уронили вниз головой. В последнее время это происходит особенно часто.

– Составишь мне компанию, систер?

– Да ни в жизни, – опережает Дима мой ответ, разом обнуляя первоначальное решение. Ненавижу, когда мной пытаются помыкать.

– Паучонок, а у тебя голос есть? – обдаёт жарким выдохом мой висок, почти не слышно за громкой музыкой, но слишком осязаемо, чтобы не разобрать сути.

Резко развернувшись, натыкаюсь на Мирона. Он стоит так неожиданно близко, что я машинально выставляю перед собой руку и, как итог, касаюсь его груди. Синхронно вздрагиваем. Одновременно отводим глаза. Жар мужского тела под пальцами и удары басов в крови сбивают дыхание до болезненного спазма в лёгких. Мы не одни. Мы даже не друзья и, тем более, никакие не родственники, но отнимая руку я чувствую неприятное покалывание на ладони, такое холодное, словно часть кожи осталась на ткани его футболки.