Призрак другой женщины - Галина Владимировна Романова

– Да нет. Не вру. – Он благодушно улыбнулся, заметив, что девушка начала хлопотно собирать ему на стол поесть. Хоть что-то. – Посетил вчера всех твоих воздыхателей безнадежных. С утра-то только у Митьки побывал. А потом, ближе к вечеру, решил всех оповестить. У Лешки задержался. Влезли с ним в компьютер, нашли эту фирму. Информации не очень много, но вся хвалебная. А понять толком ничего нельзя.

– Мне их бизнес неинтересен. Люди… Что за люди?

– Про людей я тебе уже все сказал: муж с женой Стаховы и их друг – симпатяга Анатолий Анохин. Кстати, что-то Митяю это имя не понравилось. Мне показалось, что откуда-то он его знает или знал. Но почему-то скулы ему свело, когда я имечко это назвал.

– Чего это? – Катерина подтолкнула Витьку в спину. – Садись уже, пожуй. И это… Помогал бы ты мне, что ли, по хозяйству, Виктор. Все одно мотаешься по поселку, как бродячий пес. Грязный весь, пьяный вечно.

– А ты… – Его морщинистая шея показалась из рваного воротника ватника, глаза слезливо сморщились. – Ты во мне нуждаешься, Катька?!

– Ну, как-то так выходит, что да, – нехотя признала она и тут же вспомнила бабкин наказ: не отказываться от людской помощи, если в такой нужда возникнет. – Но больно ты грязен и… Пьянки не потерплю, так и знай. Если и налью когда, то не просто так. Ну что, согласен?

От боли, сжавшей правую Витькину лопатку, хрустело в ушах. Он оглох то ли от счастья, то ли еще от чего-то непонятного, нахлынувшего так внезапно. Захотелось защитить не только эту кудрявую девчонку, вспомнившую, что он человек, но и, кажется, весь мир. Он увидел себя большим и сильным, а еще – благородным и значительным, каким никогда в своей жизни не был. А вот увидел, и сразу захотелось стать таким.

– Ну! Чего остолбенел? Не согласен на жизнь трезвую? – Катерина толкнула его в плечо.

Задвинула стул ему под коленки, толкнула, Витька послушно уселся. Она подала тарелку с макаронами и колбасой.

– Поешь сначала, потом ответишь, – пробормотала она и поставила на газовую плиту чайник.

Витькино замешательство ее смущало. Сейчас начнет, чего доброго, торговаться, на ребят, которых вчера оповестил, кивать. А ей помощи от ребят не нужно. Слишком высоки будут ставки, на таковые она не согласна. К тому же поселить кого-то из них в пристройке к дому, как Витьку, она не сможет. Они на расстоянии, не распуская рук, ухитрялись к ней липнуть. Что будет, если поселятся здесь?

Нет, Витька был идеален на роль дуэньи. Только бы не запил! А запьет – она его выставит.

– Я согласен, Катерина.

Он разом смахнул макароны с тарелки, колбасу почти не тронул, объяснив, что это не еда, а закуска. А раз он теперь не пьет, то и закусывать не станет.

– С чего начинать? – Он встал из-за стола, оглядел себя, опустив голову, и пожаловался: – Вот переодеться не во что, Кать. Не пристало мне в такой чистоте, да с такой, как ты, рядом, во всем этом. В баню-то я схожу, а вот штаны…

– Я сейчас.

Она пошла в бабкину кладовку, в которой та хранила вещи водителей, забытые или оставленные просто за ненадобностью. Выбрала спортивный костюм черного цвета, болоньевую куртку, темную, как ночь. Нашлись носки с этикеткой, новая майка.

– Трусы купишь, – сунула она ему три сотни и предупредила, пытливо взглянув в заметавшиеся глаза Витьки: – Это для тебя испытание. Не выдержишь – близко к воротам не подпущу.

– Что это… – Он маетно листал три сотенные купюры, вздыхал, глядел на нее с мольбой. – Что это за трусы-то такие дорогие? Три сотни! Это же сколько…

– Пива можно купить? – закончила она за него и ощутимо шлепнула в лоб. – Все на выпивку пересчитываешь! Трусы-то тебе не одни нужны, дубина. Купи, на сколько денег хватит. И не дай бог… Учую вонь спиртную – выгоню!

Самым страшным для него оказалось не выбрать себе трусы в магазине у железки, какие тут проблемы, а пройти мимо винного отдела и не обернуться. Потом снова пройти мимо, зная, что в кармане сдачи осталось на полтораху пива. Потом пройти мимо местных любителей выпить, зависших на магазинном крыльце с чекушкой. Потом вернуться к Катьке в дом и забыть про водку в холодильнике.

К вечеру он выдохся настолько, что разговаривать едва мог. Вылил последние ведра с грязной водой – Катька вымыла гостевые спальни до блеска, постелила свежее постельное белье и повесила на окна шторы. Он ополоснул ведра водой из лужи, отнес в сарай, где тоже полдня разбирался. «Без мужика, конечно, дом – сирота», – сделал вывод Витька ближе к вечеру. Василиса, когда была жива, мужскую силу пользовала по полной программе. А вот Катька быстро сдала ее позиции. И результат? Крыша в сарае течет; дверь на одной петле, того гляди, отвалится. В коридоре в доме из бревен повылезали шляпки гвоздей, он сегодня вбивать их замучился. Хлопотал, одним словом, как мог. Хлопотал и старался. Оценит, нет?

Витька вошел в кухню, где накрывался стол на четыре персоны к хорошему ужину. Сглотнул слюну, увидав три стопки. Себе Катька не поставила. А три кому?

– Ухажеры явиться обещали, – пояснила она и ткнула пальцем в его штаны. – Для дома я тебе еще одежду нашла. В комнату тебе отнесла, в шкаф повесила. Рубашки еще и свитер.

Витька ее не слушал, продолжая таращиться на стопки.

Вот как оно, да?! Им, значит, накрыла, а его персону обошла? Конечно! Кто он?! Он подмастерье, он…

– Я с вами сидеть не стану за столом, – вдруг поняла его обиду Катерина. – Поужинаете вчетвером. Поужинаете, поговорите, а я послушаю. Интересны мне их соображения. А твои особенно, Витя. Трезвые! Если ты об этом.

Катька постучала пальчиком по одной из стопок, снова напомнила, что для него сухой закон под крышей ее дома. Если его что-то не устраивает, он может прямо сейчас откланяться.

– А за работу заплачу.

И Катька мазнула по нему взглядом, точь-в-точь как у ее злющей бабки. Вот порода! Никуда от нее не деться.

– Не надо мне, – буркнул он, прислушиваясь к ощущениям, бурлившим внутри.

Их было много, и все – противоречивые. И обидно было, и маетно, что его стопки лишили. А с другой стороны, гордость брала, ведь за одним столом сидеть станет с приличными парнями. Говорить будет с ними. И говорить на равных. Тут уж Митяй не посмеет его взашей вытолкать. И орать не посмеет. И опять же его мнение тут не последним будет. Катерина совершенно точно сказала, что его мнение ей интереснее других.

– Не подведешь? – Катька обошла его со спины и встала там божьим наказанием.

– Нет, – уже тверже ответил Витька, не оборачиваясь, и почесал бок.

После бани, в которой он проторчал сегодня полтора часа, да в чистой одежде тело вело себя непривычно и неприлично, сделавшись каким-то слабым и уязвимым. Он даже сквозняки сегодня все чувствовал, чудеса божьи! Будто вместе с грязью с себя слой кожи снял. Еще пару дней назад мог в сугроб упасть и полчаса в нем продремать, пока кто-нибудь не растолкает. А сейчас вон лопатками Катькино дыхание чует. Дышит она точно Змей Горыныч. Вылитая бабка, царствие ей небесное! Сказала – отрезала. И не возразишь, и не ослушаешься. Странно, что при таком норове эти трое свой пылкий интерес к ней не утратили. С чем, интересно, пожалуют? С предложениями руки и сердца или еще что-нибудь придумают?