Трепет - Сергей Малицкий

– У тебя даже меча нет, – прошипела Лава, пытаясь передвинуть поудобнее собственный клинок. – И глупо принимать на себя запах волка! Потом во всякой деревне прохода от псов не будет.

– Не ерзай. – Он ощутимо хлопнул ее по мягкому месту. – Ноги вытягивай вниз, сама свешивайся и обхватывай меня под руками со спины. Вместе с плащом. И держись так, как не держалась никогда и ни за кого. И не волнуйся за меня. И меч у меня есть, и порошком я не на себя сыплю.

«Я за себя волнуюсь», – хотела сказать Лава, но прикусила язык. Именно теперь не нужно было ничего говорить.

– Ну, помоги нам Энки! – прошептал Арканум, взметнул что-то перед собой и двинулся по уже утоптанной привратной площади к воротам.

«Сетка! – подумала Лава, ощущая пальцами, опустившуюся на них защиту. – Стальная или… Точно, стальная. Почти невесомая, наверное. Как может она нас защитить? Вроде и вправду никакой магии. Только отчего-то слышно стало все, каждый шаг стражников, каждое покашливание, даже потрескивание углей в жаровнях, повизгивание псов и приближающийся к воротам конский топот. А вдруг этот Арканум – сумасшедший? А вдруг сейчас на воротах…»

– Тссс, – прошелестел чуть слышно ее носильщик и что-то обронил.

Лава подняла голову и разглядела на смешанном с конским навозом и соломой льду небольшой кошель. Отчетливо разглядела, как будто не ночь стояла над Ардуусом, а пасмурный день. Арканум между тем продолжал приближаться к воротам, сторонясь к их правой створе, где у коновязи стояли лошади. И топот лошадей за воротами становился все ближе. И только что скулившие у жаровен псы вдруг залились трусливым лаем, захрипели у потайных беглецов за спиной, но уже далеко за спиной.

– Смотри-ка! – раздался хриплый голос стражника. – Что это они выгавкивают? Никак кошель?

– Где, демон тебя раздери? – отозвался другой. – Точно! Вот ведь…

– Покажи! – подбежал третий.

– Да тут медяки одни! – довольно прохрипел первый.

– Кому медяки, а кому конские яблоки, – зло ответил второй. – Везет же некоторым…

– А ну все в строй! – рявкнул старшина. – Герцог Эбаббара со свитой!

Заскрипели стальные колеса, загремели тяжелые цепи. Верно, решетка на воротах пошла вверх. Арканум ускорил шаг, затем вдруг замер, где-то близко, в локте от них, пробежал стражник или маг, так же близко храпели лошади, и собаки продолжали лаять за спиной, но вот уже и конский топот почти оглушал, ворвавшись в тоннель, и Арканум вовсе прижался своим боком и боком Лавы к стене. А потом, когда последний всадник из кавалькады промчался, едва не задевая его и Лаву, чуть ли не прыжком выскочил за пределы города.

Загремела решетка за спинами беглецов. Заскрипели створки ворот.

– Ну все, – сказал Арканум через четверть лиги. – Я, конечно, могу тебя нести до утра, но не очень понимаю зачем?

– Ничего. – Она встала на ноги, поняла, что едва не заснула на плече носильщика, оглянулась на тонущую во мгле равнину, на огни на башнях Ардууса и на огоньки в ближней деревне. – Куда теперь?

– Куда скажу, – вздохнул Арканум. – А куда сказать, я пока еще и сам не знаю. Пока идем на север.

– Почему на север? – спросила Лава.

– Потому что там Бэдгалдингир, в котором я могу попытаться что-то разузнать, – признался Арканум. – И на севере Тимор. А Тимор в Анкиде пока что самое безопасное место.

– Безопасное? – не поняла Лава. – А смерть королевы Армиллы?

– А тебе-то что до королевы? – удивился Арканум. – Вон, в Ардуусе твой дядюшка жив-здоров, а мы бежали оттуда, словно воришки.

Он осторожно сматывал и в самом деле сверкающую сталью тонкую сеть.

– Что это? – спросила Лава.

– Не ищи лишней головной боли, – посоветовал Арканум. – Всякое знание, словно камень в заплечном мешке.

– Или как доспех, – не согласилась Лава.

– Можно сказать и так, – хмыкнул Арканум, но до утра больше не проронил ни слова. И даже когда жажда казалась Лаве невыносимой, он догадывался об этом без ее просьб, выуживал из-под плаща фляжку уже не с квачем, а с каким-то пряным травяным отваром и давал глотнуть. За ночь, в течение которой пара миновала четыре деревни, Лава успела раза три поплакать, много раз споткнуться и еще больше раз проклясть свой пелиссон, который путался в ногах. Под утро, когда они проходили через пятую деревню и Лава при виде постоялого двора уже готова была вновь разрыдаться, Арканум опять обманул ее ожидания. Он подхватил спутницу за руку, протащил мимо желанного тепла и отдыха и свернул на узкую стежку, уходящую к утонувшим в снегу избам. В полумраке проводник подтащил Лаву к последней из них, постучал в низкую дверь, переговорил с выглянувшим с лампой косматым хозяином, что-то оставил ему и повлек Лаву к сараю за домом, кивнув в ответ на неясное бормотание:

– Чтоб никакого огня!

– Ты что? – оскорбилась Лава, когда поняла, что огрызок ночи и, возможно, часть дня ей придется провести на сеновале. – Ты думаешь, что я бродяга?

– Пока что да, – твердо проронил Арканум, уминая в кромешной темноте яму в сене. – И я – тоже. Но, как только решу, куда мы идем, сразу же перестану. Стану путником. И ты, если захочешь. Иди сюда. Хочешь ты этого или не хочешь, но, чтобы выспаться и не замерзнуть, нам придется обниматься.

– Можно… – Она опешила. – Можно хотя бы глоток квача.

– Уже нет, – вздохнул Арканум. – Квач я отдал за постой.

– У тебя нет денег? – ужаснулась Лава. – Мешка-то заплечного точно нет!

– Ты у меня вместо мешка, – пробурчал Арканум, обнял спутницу и осторожно, бережно опустил в сенную мягкость. – Какой же бродяга платит за ночлег деньгами? Ладно. Научишься. Спи…

…Она проснулась от холода. Тепла, которое всю ночь было рядом, не стало. Хотя его плащ укрывал ее сверху.

Он сидел спиной к ней на сене.

– Как звали твою жену? – спросила она.

– Планта, – ответил он.

– А ребенка?

– Никак. – Он говорил чуть слышно. – Он не успел родиться.

Лава замерла. Где-то за перегородкой зашевелилась, замычала корова.

Арканум проговорил, не оборачиваясь:

– Облегчиться – за сарай. Лицо прикрой шарфом, если хозяин выйдет подоить корову, разговор не заводи и не поддерживай. Только балахон свой меховой оставь здесь. И пояс с оружием. Нечего сверкать сталью, у хозяина сердце может разорваться уже оттого, что такая девица у него на постое. Умываться – снегом. О нашей дороге я уже все решил. В Бэдгалдингир не пойдем, если в чем-то не уверен, не стоит искушать судьбу. В Тимор не пойдем, потому что туда надо идти, когда идти больше некуда. Отправляемся в Эбаббар. Кажется, этого мне не избежать. И это единственное место в Анкиде, где я не был в последние годы. Так что мы больше не бродяги. Но с утра в деревне был ардуусский дозор. Значит, нам придется поменять одежду, купить лошадей и мешки, о которых ты так беспокоилась.