Умри сегодня - Питер Джеймс

Ее наверняка обнаружат электрики. А потом?

Хорошо ли он замел следы? Все ли сделал, чтобы подставить не себя, а Корина?

Получится ли выйти сухим из воды? Как жить с такой ношей дальше?

Что он позабыл? Упустил? Что найдет криминалист? А умный детектив?

Какую треклятую улику?

Она висела на стене, прямо перед глазами. Невероятно. Неужто он так сглупил? Чем думал?

В квартире ведь было две фотографии. Одну он забрал и уничтожил – ту, что стояла на столе в рамке. Вторая висела на стене: селфи, сделанное Лорной в живописном месте возле Истборна, на отвесной меловой скале Бичи-Хед. Любовники стоят рядом, улыбаются, он обнимает Лорну, а за спиной у них лежит Ла-Манш.

А ведь мыс Бичи-Хед очень популярен среди самоубийц, вдруг всплыло в голове. Падение на камни с высоты в пятьсот футов… Чем не решение? Туда езды с полчаса.

Может, так и поступить? Покончить со всем, к чертям собачьим?

Следы заметены тщательно, поэтому жена и дочь избегут позора. Никогда не узнают, что натворил их муж и отец.

Он снял фотографию со стены и спрятал под пиджаком. На полу у дверей оставил полиэтиленовую сумку – словно ее не успели выкинуть – и сбежал вниз.

На парадном крыльце пригнул голову, быстро огляделся, никого не увидел.

Зато с другой стороны улицы его увидела незаметная личность, скрытая собственной тенью.

Впрочем, ему уже было все равно, увидят его или нет. Через час он умрет.

Тем не менее по пути к машине он вытряхнул окурки из карманов.

Я – бесстыжий нарушитель. Мусорю на улице.

Плевать!

Шестьдесят минут.

Шестьдесят минут, и его здесь не будет. Не станет совсем.

Он еще раз намусорит – выбросит себя.

Среда, 20 апреля

Строчки прочитанного когда-то стихотворения вертелись в голове, точно заевшая пластинка. Он ехал по узкой извилистой ленте дороги на Бичи-Хед и пытался вспомнить, кто это написал. Слева, невидимые в темноте, тянулись сельскохозяйственные угодья Саут-Даунс. Справа, за неширокой травяной лужайкой, шли отвесные кручи. За ними – небо. Под ними – море.

Севен-Систерс, Семь сестер. Меловые утесы, которые вздымались прямо из Ла-Манша. Высота невероятная, откуда ни глянь, а самая высокая точка – скала Бичи-Хед. Неминуемая смерть. Проверено на практике. Главное – шагнуть вниз в нужном месте.

Высота всегда его немного пугала, но и завораживала тоже. В детстве он часто налегал на перила, смотрел вниз и пытался вообразить падение. Что это за чувство? Неужели свободы? Ведь ты летишь и понимаешь, что вот-вот все кончится. Тебя не станет. Ты исчезнешь.

Будет ли больно – в последнюю секунду?

Он думал об этом и сейчас.

Думал, будет ли больно, и вспоминал, кто сочинил проклятые стихи.

Странно, размышлял он и мельком подмечал стадо овец слева в свете фар. С друзьями они иногда шутили – мол, кто что станет делать, если ему останется жить двадцать четыре часа. В ответах преобладали секс, еда и выпивка. А теперь, когда ему остались не часы даже, а минуты, его мысли заняты совсем другим. Он, видите ли, вспоминает имя проклятого поэта и гадает, больно ли умирать.

Произойдет ли все мгновенно? Или он будет лежать на камнях, разбитый в лепешку, но в сознании – секунды, минуты или даже часы, пока жизнь его не угаснет?

Лежать, ждать смерти и думать о стихотворении.

Неважно. Он спокоен. Совершенно безмятежен. Сегодняшние события куда-то отступили, подернулись дымкой. Семья – тоже. Все казалось удивительно простым, словно он принял волшебную таблетку.

Кто написал стихи?

Неважно. Скоро вообще все станет неважно, все и навсегда. Для него.

Мелькали придорожные указатели. Пять миль… Две мили… И вот – подсвеченная вывеска гостиницы «Бичи-Хед».

Может, когда-то здесь и была гостиница, но теперь в длинном невысоком здании располагались паб и ресторан. В них подавали напитки и еду посетителям местных красот да пешим туристам, гуляющим по холмам Саут-Даунс. К счастью, поздно вечером в апрельскую среду в этой ветрено-дождливой глуши в двадцати милях от Брайтона оказалось не так уж много туристов. Судя по пустой автостоянке, их тут не было вовсе.

Он аккуратно припарковал «БМВ» между двумя белыми линиями. Зачем? Наверное, из любви к порядку. Будет неприятно, если завтра утром о его машине сообщат в полицию. Неправильно припарковался, занял два места, эгоист проклятый…

Он выключил зажигание, и огоньки на приборной доске погасли. Посидел в темноте, послушал, как стихия раскачивает машину. От забытья отделяет лишь несколько сотен ярдов – ветреных, соленых, хлестко-дождливых.

Так просто.

Лес чуден, темен и глубок…

Кто это сочинил? Кто? Ну же, всплыви в памяти, покажись, я тебя не съем!

Его испугали фары, вспыхнувшие в темноте за спиной. Машина на хорошей скорости пронеслась мимо, и спокойствие вернулось.

Я поступаю правильно.

Другого выхода нет.

Я – убийца.

Неужели?

Нет. Конечно, нет.

Кто-то побывал в квартире, пока я бродил вокруг. Вот он и есть убийца. Разве я способен убить? Ведь нет?

Сколько воспоминаний, самых разных! Не обращать на них внимания. Просто шагнуть со скалы в нужном месте – он примерно знал, в каком, – а дальше…

Ничего.

Что было на земле до рождения, то останется и после кончины.

Пустота неизменно побеждает. Она лишь ждет своей очереди.

Может, позвонить жене? Исповедаться. Рассказать, как он сейчас поступит, – порядочно.

Нет, этого ему не вынести.

Лучше послать записку. Что написать? Он начал набирать сообщение.

«Дорогая, у меня кое-что произошло. Я…»

Замер. Все удалил. В голову не приходило ничего осмысленного. Он вылез из машины. И сразу ощутил силу стихии – дуло так, что трудно было устоять на ногах; дождевые капли дробинками хлестали по лицу. Он нажал кнопку, запер двери. Хотя какая разница, украдут машину или нет?

Прощай, жестокая жизнь.

Мокрый до нитки – плевать! – он посветил мобильником, преодолел подъем, затем перешел дорогу. Слева горели огни в гостинице «Бичи-Хед». Может, еще открыто? Зайти бы туда, выпить кружку-другую пива, отполировать вискарем… Для храбрости.