Жестокая справедливость - Сергей Майдуков

— Их тоже уберем, — решил Жорес.

— Это правильно, — согласился Саркис. — На хрена нам свидетели?

— Есть другое предложение, — сказала Карина. — Получше.

— Какое? — спросили братья одновременно.

— Смотрите, если всех троих положить, то следаки моментально на Леона выйдут. Нам оно надо, если его заметут?

— Ты же сама хотела на пушку взять, — напомнил Саркис.

— Это дело наше внутреннее, семейное. Пока что рано резать курицу, несущую золотые яйца.

— Петух он, а не курица, — изрек Жорес. — И яйца у него самые обычные, а не золотые.

Возможно, это была первая его относительно удачная шутка за все время, что брат и сестра его знали и помнили. Они засмеялись.

— Убийцей выставим того типа, который следить поставлен, — развила мысль Карина, отсмеявшись. — Любовников чикнем мы, а побегать ему придется.

Кожа на лбу Саркиса снова собралась в морщинистую гармошку.

— Побегать? — переспросил он. — Зачем ему бегать?

— Мочилово на него повесят, а от Леона отвяжутся. Нам такой расклад выгоден. Пусть парни только оглушат свидетеля, кровью замажут, пальчики везде нарисуют, а потом бросят на месте преступления. Он же не дурак, чтобы в ментовку идти. Вот и пусть прячется. А координаты его у нас останутся, достанем, если что. Карточки, мобильник, документы — все это нужно будет сфоткать.

Закончив речь, Карина горделиво сложила руки на груди. Братья смотрели на нее с нежностью и уважением.

— Ну и замес! — восхитился Саркис. — Тебе бы мужчиной родиться, сестричка.

— У мужчин нет того, что есть у меня. — Карина ухмыльнулась. — Это не то, что вы подумали. Мозги, братики, мозги.

Жоресу последнее утверждение не понравилось.

— Намекаешь, что я безмозглый? — спросил он угрожающе.

Его глаза опасно порозовели.

— Нет, что ты! — спохватилась Карина. — У вас тоже есть мозги, никто не спорит. Но они иначе заточены. У вас на свое, у меня на свое.

Жорес успокоился.

— Во сколько свиданка? — деловито спросил он.

— После четырех. Вот ключи, вот адрес. — Карина протянула связку. — Синяя бирка от верхнего этажа, желтая от нижнего. Не перепутайте.

— Не перепутаем, — проворчал Саркис. — Сейчас людей отправлю, пусть затихарятся там заранее. А ты отдыхай, Карина. Молодец.

Она просто расцвела от этой сдержанной похвалы.

Двадцатисемиэтажное здание на объездной дороге было самым высоким в городе. В народе его прозвали «свечой», поскольку по ночам на крыше зажигались красные фонари, установленные для того, чтобы какой-нибудь самолет не врезался при взлете или посадке.

Строительство было долгим и тягостным. Несколько раз менялись подрядчики, которые то банкротились, то сбегали, то совмещали первое со вторым. Потенциальные жильцы, заплатившие вступительные взносы, ходили по инстанциям, выставляли жалкие пикеты, а один самый нервный забрался как-то на подъемный кран да и сиганул оттуда. Здание было тогда доведено только до двадцать второго этажа, но все равно было высоко. Пока протестант против строительного произвола летел вниз, он даже успел выкрикнуть какое-то проклятие, только никто не разобрал, какое именно. В любом случае оно не имело смысла.

После этого «свечу» достраивали еще три года, да так и не дотянули маленько до конца. Третий подъезд до сих пор не был сдан в эксплуатацию, поскольку там не закончили возведение последней надстройки. По всем существующим нормам заселение двух остальных подъездов было недопустимым, однако владельцы квартир, узнав о банкротстве очередного подрядчика самовольно вторглись на стройку, оттеснили охрану и начали завозить мебель. Поскольку все коммуникации были проведены, то жизнь у них наладилась вполне нормальная.

Городские власти, опасаясь накала страстей, отказались от принудительного выселения или отключения водопровода и электроснабжения. Так получилось, что по ночам светилось только две трети высотки, тогда как остальные окна оставались погруженными во мрак. Туда не подавали ни электричества, ни отопления, да и лифт не функционировал, так что обитать там могли разве что какие-нибудь аскеты и бомжи. Желтый подъемный кран, сиротливо прильнувший к недостроенному крылу, сделался привычной частью здешнего пейзажа и напоминанием о том, что не всем нашим планам суждено сбыться.

Лагутин подъехал на место раньше Наташи. Она остановилась по пути, чтобы подобрать любовника, и это обеспечило Лагутину небольшую фору. Одно плохо: пришлось спешить, а в спешке люди допускают мелкие оплошности, которые порой оборачиваются крупными неприятностями. Во-первых, у Лагутина не осталось времени войти в подъезд вместе с другими жильцами, чтобы не бросаться в глаза консьержке. Во-вторых, он не сразу вспомнил о наличии камеры наблюдения в парадном и опустил голову с некоторым опозданием. В-третьих, выйдя из лифта на своем двадцать седьмом этаже, он столкнулся с обитателем квартиры напротив.

По идее, большой беды в этом не было, поскольку квартира была съемная и пользовался Лагутин не отмычкой, а ключами. Однако он привык соблюдать все меры предосторожности и был недоволен. Если бы не Даша, не пришлось бы действовать в спешке, трижды засветившись в чужом доме. Стоило ли вообще с ней связываться?

Вопрос задал внутренний голос, и Лагутин велел ему заткнуться. Не так уж много хороших поступков он совершил в жизни, чтобы отказаться от возможности сделать еще хотя бы один.

Жилище было современным и обширным, есть где разгуляться. Собственно верхний пентхаус представлял собой огромную студию с окнами от пола до потолка. Посередине стоял белый диван полумесяцем и белые кресла. За раздвижной перегородкой находилось нечто вроде небольшого тренажерного зала и джакузи. Имелся здесь также туалет и гардероб, в котором могла бы без особых стеснений разместиться непритязательная бездетная семья.

Вниз вела узкая спиральная лестница, выходящая в холл. Спальня, как уже было известно Лагутину, размещалась за дверью слева. Справа была кухня площадью пять на восемь метров, а дальше шли службы. Он не рискнул совершить новый обход нижнего этажа и правильно сделал, потому что услышал щелчок открывшегося замка. С камерой наготове Лагутин замер в начале лестницы. Хоботок чуткого микрофона был направлен вниз, наушники вставлены в уши. Два голоса, мужской и женский, были слышны, сопровождаясь различными звуками, совершаемыми при передвижении по квартире.

АНДРЕЙ: Вот мы и на месте. Тебе нравится?

НАТАША: Вид из окна хороший.

АНДРЕЙ: Я так ждал этой минуты…

НАТАША: Тебя только на минуту хватит?

АНДРЕЙ: (неестественно смеясь) Надеюсь, что нет.

НАТАША: А уж я-то как надеюсь. Мы ты так и будем стоять?

АНДРЕЙ: (невнятно) Иди сюда… Иди ко мне… Вот так… так…