Живой щит - Дмитрий Воронин

Поэтому гномы и не лезли в ту работу, которую испокон веков лучше умели делать другие. Никто не делал ткань лучше эльфийских умельцев — легкая и прочная, она согревала в стужу и навевала прохладу в жару. Говорят, особые умельцы делали и такую, что меняла цвет, принимая вид дерева или там камня, благодаря чему увидеть эльфа в лесу — задача не из простых. Люди вполне успешно снабжали их продуктами и пивом — вещь, которую гномы особо уважали, но готовить так и не научились. Так было и в других делах — эльфы занимались магией, а люди — политикой. Эльфы растили леса, а люди изводили их своими пилами и топорами, поставляя гномам необходимые для укрепления сводов туннелей балки и доски.

Зато сами они были непревзойденными знатоками оружейного дела — гномья броня, равно как и выкованное ими оружие, ценилось, бывало, и на вес золота. Делали они клинки и попроще, и броню подешевле — для тех, кто не мог заплатить сполна. Но и тогда, лишенная золотой или серебряной насечки, не украшенная чеканкой и барельефами кираса ценилась подчас куда выше, чем полный доспех людской работы. Не раз и не два пытались люди подделывать мечи, вышедшие из кузниц подгорного племени, но никому и никогда не удавалось повторить главную метку гнома — стоило сунуть клинок в огонь, и на блестящей стали проступали древние руны, прочесть которые не могли даже самые мудрые из магов. Да и не было колдовства в этих знаках — об этом поведали эльфы, для которых прочесть письмена было делом несложным — так, имена кузнецов или, реже, названия мечей, ежели мастер хотел дать своему клинку имя. Этими именами пользовались редко, отчасти из-за поверья, что звать оружие по имени может только его истинный хозяин, тот, для которого оно сделано, отчасти потому, что имена эти были, как правило, слишком сложны, и правильно выговорить их могли немногие, а называть что-либо неверным именем было опасно — разгневается меч да начнет вредить — из руки в бою выпадет, к примеру.

Отменно гранили они камни, умея даже из простого куска горного хрусталя сделать чудо, достойное герцогской короны. Эту работу делали они охотно, да только отдавать свои творения в чужие руки очень уж не любили.

Знавали они и высокую магию — не в той, конечно, мере, как лесные эльфы, но кое-что знали и знаниями этими пользовались не без пользы для себя. Холод и огонь, всегда боровшиеся в непроглядной темноте подземелий, были подвластны мастерам, которые, кроме того, владели и иными чарами, недоступными даже Дивному народу, — магией земли. И хотя применяли они ее только для своих подземных потребностей, тем не менее в нужное время и в нужном месте их заклинания могли многое.

Но главным умением гномов было все же их мастерство в строительном деле. В древности считалось, что если при строительстве крепости командовали гномы, то взять ее будет чертовски трудно, если не невозможно. А в своих каменных чертогах они вообще творили чудеса. И очень любили гномы тайные двери — умели они делать их и обычными, лишенными замков и запоров, но столь слитыми со стенами, что и дотронься — не догадаешься.

Бывали и посложнее — те открывались потайными рычагами, которые трудно было заметить, даже в упор на них глядя — а без такого рычага и думать нечего — разбить каменную дверь очень сложно, а если на нее наложены и чары твердости, то тогда любая кирка будет лишь бессильно высекать искры из ставшего вдруг чудовищно прочным гранита. Были и вовсе неприступные, для открытия которых потребно было заклинание, да не простое, а именно к этой и только к этой двери подходящее. Обычно на таких дверях лежали столь сильные защитные чары, что взломать их нечего было и думать.

Жан напоролся на простую дверь, ничем не защищенную и даже не запертую, хотя, по традиции умельцев, столь тщательно сровненную с монолитной скалой, повторяя выступы и сколы настоящего камня, что парень, просидевший с полчаса у самой двери, так и не догадался, что рядом с ним — врата, ведущие, возможно, к залам, где еще не ступала нога человека — когда его рука уперлась в казавшийся неподатливым камень, створки внезапно легко распахнулись.

Очнулся он от тупой боли в голове — волосы были липкими, надо понимать, от крови. Застонав, парень сел, постепенно приходя в себя. Еще раз потрогал голову — под волосами яв-ственно ощущался рубец — видимо, при падении рассек кожу, оттуда и крови столько натекло. Горели пальцы, с которых наверняка была содрана кожа, а бедро, проехавшее по каменной крошке, ощутимо ныло, да и штаны мечника были разодраны во многих местах.

Вокруг была кромешная тьма — светильник, может, все еще горел, однако где именно он находился — парень не догадывался. Он принюхался — в затхлом сыром воздухе не чувствовалось запаха копоти.

К счастью, при падении его рука крепко вцепилась в мешок, поэтому у него остались факелы — немного, но на некоторое время хватит. Жан, скрипя зубами от боли в голове, достал один из них и зажег.

Он находился в почти таком же туннеле, как и тот, из которого он так скоропостижно «удалился». Разве что обломков гравия на полу было поменьше, а пыли, пожалуй, побольше. С этой стороны дверь была хорошо видна, и прежде всего Жан, сдерживая стоны, попытался ее открыть — увы, его попытки были тщетны, каменные створки даже не шелохнулись. Видимо, эту дверь можно было открыть только оттуда. Ободрав все пальцы и сломав кончик кинжала, Жан понял всю бессмысленность этих попыток. Такую дверь и тараном не прошибешь. Может, и был способ, да кто ж его знает.

Итак, дорога назад была отрезана. Выход был один — вперед, искать путь наружу. «Если он, конечно, есть», — невесело подумал Жан. Подхватив мешок, он двинулся вдоль по коридору.

То ли он действительно устал от этих блужданий, то ли страх остаться под землей навсегда лишил его сил — так или иначе, но скоро Жан почувствовал, что смертельно устал. Бесконечные коридоры по-прежнему вели в никуда, и лишь белые отметки у проходов свидетельствовали, что здесь побывал человек. Постепенно Жан выработал собственную систему меток, которая ясно давала понять, куда ведет тот или иной коридор, — по крайней мере теперь он не путался среди туннелей, и знал где уже побывал.

В который раз выйдя в небольшой зал, откуда отходили несколько путей, парень, невесело глянув на собственные следы, задумался, изучая оставленные им на стенах белые отметки.

— Так, этот заканчивается тупиком, — бормотал он вслух, больше для того, чтобы услышать человеческий голос, даже если этот голос его собственный. — И тот, слева, тоже. Второй справа разветвляется на три, в среднем тупик, левый и правый соединяются и приходят обратно сюда, это будет третий справа. Какому дураку понадобилось строить такие запутанные лабиринты… Хорошо, где я еще не был? Я не был в среднем, идем туда.

Новый туннель ощутимо опускался вниз, местами даже начали появляться самые настоящие ступеньки — не лестница, а так, одна-две. Сделав очередной поворот, Жан вдруг замер — что-то маленькое выскочило из-под его ноги и со звоном откатилось в сторону. Парню показалось, что он даже заметил место, где замер звук.

Он не ошибся: через несколько минут поисков он нашел источник звенящего звука — на его ладони лежал небольшой кусок металла, не больше полупальца длиной. Это явно был обломок долота — и, несомненно, инструмент принадлежал гномам — никакой сваренный руками человека металл не смог бы так сохраниться. На тускло блестящем обломке не было ни пятнышка ржавчины, как будто он только что вышел из-под руки мастера.