Пленница Хургады, или Как я потеряла голову от египетского мачо - Юлия Шилова

Валид выполнил мою просьбу и показал документ своей семье. Все утвердительно закивали головой, а младшая сестренка, с которой я сразу нашла общий язык, моментально потащила меня в дом. Валид сунул свидетельство о регистрации брака обратно в карман и последовал за мной.

— Свадьбу сыграем позже, а сейчас просто посидим по‑домашнему.

Семья Валида жила небогато, можно сказать — даже бедно. Больше всего в квартире меня поразил туалет. Он представлял собой дырку в полу, как на вокзале. Сама квартира состояла из нескольких комнат, в углу одной из них я заметила старый телевизор. Комната, которую нам выделили с Валидом, была совсем крохотной. В ней помещалась всего одна кровать, рядом с которой возвышалась целая груда какой‑то одежды. От всей этой убогости и серости у меня защемило сердце. Я вдруг подумала о том, что от силы протяну здесь всего одну ночь. Потому что квартира, которую снимал Валид в Хургаде, была сказкой по сравнению с этой. Я уже привыкла к тому, что египтяне практически не пользуются туалетной бумагой или пользуются ею в редких случаях. Поэтому в квартире Валида к унитазу был приделан краник. Поначалу это казалось мне неудобным, но со временем я приспособилась и чувствовала себя без туалетной бумаги комфортно. Тем более, все предыдущие поездки я жила в отеле, а проводила в квартире Валида только ночи, возвращаясь утром в номер для того, чтобы наслаждаться системой «все включено». Поэтому не унитаз, а дырка в полу, как в вокзальном туалете, без каких‑либо краников и туалетной бумаги, оставила на душе крайне неприятный осадок. Я не понимала, как люди могут справлять свои нужды в эту дырку всю сознательную жизнь и не подозревать о существовании более комфортных условий.

Заглянув в одну из комнат, я увидела трех женщин в хиджабах, которые сидели на кровати и о чем‑то разговаривали между собой.

— Здрасте, — буркнула я и улыбнулась.

Женщины тут же замолчали и посмотрели на меня так, словно я приехала не из России, а прилетела с другой планеты.

— Я жена Валида, — мило проворковала я и на всякий случай повторила эту же самую фразу на английском языке.

Судя по лицам женщин, они так и не поняли, что я им говорю, потому что не знали никакого другого языка, кроме арабского. Мне показалось, что они смотрят на меня не только с сильнейшим любопытством, но что в их взгляде читается какая‑то ненависть и презрение, словно Валид привез в дом не супругу, а русскую проститутку. В их глазах не было даже капли доброжелательности, только непонятная злость, еще более сильная, чем та, которая исходила от свекрови. Я думала, что это связано с тем, что я иностранка, иноверка, совершенно по‑другому одета. Почувствовав, как какой‑то холодок пробежал по моей спине, я тут же вышла из комнаты и наткнулась на мужа.

— Ты что такая перепуганная?

— Там женщины в хиджабах, злые какие‑то.

— Это мои тетки.

— А что у них лица как будто деревянные?

— Почему деревянные? — не понял моего юмора муж.

— Надулись на меня, как мыши на крупу.

— Ты хочешь сказать, что они злые?

— Как мегеры.

Валид плохо понимал специфический русский юмор, но все же догадался, что я имею в виду, и тут же ответил:

— Если ты думаешь, что у них черное сердце, то ты не права. У них светлое сердце. Тут все тебя любят. Ты выучишь арабский язык и сможешь сама с ними общаться.

— Хочется верить, — буркнула я себе под нос и пошла следом за мужем.

— Тебе нравится, как живет моя семья? — поинтересовался Валид, как только я зашла в выделенную нам комнату для того, чтобы оставить в ней свою сумку.

— Да все непривычно как‑то.

— Валя, ты пока со всеми знакомься, чувствуй себя как дома, а я должен идти к кредиторам.

— Да, конечно, — я достала из объемных карманов своей модной юбки аккуратно упакованные пачки долларов и протянула их Валиду. — Тут ровно двадцать тысяч.

У Валида тут же заблестели глаза. Кончики его губ заметно дрогнули, и он поспешил взять из моих рук предназначенные ему деньги.

— Валя, как же сильно я тебя люблю! Ты — моя душа. Сейчас я отдам деньги кредиторам, и меня не посадят в тюрьму. Мы будем жить долго и счастливо.

— Мне приятно слышать эти слова.

— Я люблю тебя, и это самое главное. А у тебя с собой есть еще немного денег, чтобы закупить товар для нашего магазина?

Мне понравилось выражение «наш магазин», и я утвердительно кивнула головой.

— Немного есть.

— Ты пока побудь с моей семьей, а я пошел к кредиторам.

Оставшись наедине с семьей своего мужа, я стала играть с его сестрами, позволяя им себя трогать и что‑то рассказывать на непонятном мне арабском языке. Мать Валида возилась на кухне. Когда я спросила ее по‑английски, могу ли я чем— нибудь ей помочь, она кинула на меня суровый взгляд и указала на гору грязной посуды. Пока я мыла посуду, свекровь готовила какую‑то кашу из бобов и по‑прежнему кидала на меня злобные взгляды.

Вымыв посуду, я вновь обратилась к своей свекрови, предложив ей дальнейшую помощь, но та, даже не взглянув на меня, вышла из кухни.

Больше всего в египетских квартирах меня поражало отсутствие обоев. Стены были только отштукатурены и напоминали стены в наших квартирах, которые продавали на рынке первичного жилья без внутренней отделки. Я не представляла, как можно всю жизнь прожить в квартире с серыми стенами, ведь они вызывают крайне неприятное давящее ощущение и нагоняют хандру, тоску и депрессию.

С трудом дождавшись Валида, я посмотрела на него обеспокоенными глазами и сразу спросила:

— Ну, как кредиторы? К тебе больше нет никаких претензий?

— Меня не посадят в тюрьму! — торжественно сообщил мне Валид.

— Значит, теперь нашему семейному благополучию ничего не угрожает?

— Ты спасла мою жизнь!

— А ты — мою, потому что если бы мы не были вместе, то я бы точно умерла от тоски.

— Я знал, что Аллах подарит мне самую лучшую девушку, у которой будет светлое сердце. Кредиторы не ожидали, что я верну деньги, но, как только я с ними рассчитался, они сказали, что теперь я могу быть спокоен и мне ничего не угрожает.

— Ну, слава богу, — вздохнула я с облегчением.

— Слава Аллаху!

Чуть позже я узнала, что, оказывается, дом делится на две половины — мужскую и женскую. По вечерам женщины ведут разговоры на вечные женские темы на своей половине, а мужчины общаются на своей. Не удержавшись, я наклонилась к Валиду и тихо спросила:

— Если вы одна семья, то зачем разделять дом на женскую и мужскую половину?

— Потому что, когда мужчины курят гашиш и ведут беседу, женщины не должны находиться в их обществе. Они могут только прислуживать мужчинам и подавать чай.